Хозяйка розового замка

В этот миг я увидела Клавьера, направляющегося ко мне. Он был в сером сюртуке, белом галстуке, в мягких светлых сапогах и с хлыстом в руке. Лицо его было крайне свирепо, и я отдала должное своему мужеству: мне довольно спокойно удалось выдержать его взгляд.

— Вы что-то хотите мне сказать? — спросила я безмятежно, когда он подошел, и поднесла ко рту кусочек мяса.

— Первое, что я хочу сделать, — это избить вас хорошенько.

— Отлично, — так же любезно сказала я. — Но поскольку сейчас это вряд ли возможно, давайте поговорим о втором.

— Бросьте эту вашу тарелку, — приказал он резко. — Ступайте за мной.

— И я увижу то самое второе?

— Увидите, — сказал он зловеще.

Он повел меня по дорожке между дубами к спуску, за которым сияла под солнцем гладь искусственного озера. Вид отсюда открывался великолепный: грациозные лебеди, величаво плывущие по зеркальной поверхности пруда, белый мост, заросли сосняка. Запах хвои и пение птиц… Там тоже гуляли гости, но их было гораздо меньше, чем на лужайках.

— Надо же, — пробормотал Клавьер. — Вы саму себя перещеголяли! Какое бесстыдство: просить за мужа и спать с Талейраном! Должно быть, муж будет вам благодарен.

Я презрительно бросила:

— Клавьер — в роли моралиста! Если уж кому говорить о бесстыдстве, то не вам!

Клавьер резко обернулся и грозно поднял кулак.

— Ну-ка, молчать! Посмейте сказать еще хоть слово!

«Похоже, он грозится, что будет бить меня», — подумала я ошеломленно. Мне хотелось сказать ему многое, но по его лицу я поняла, что он не шутит, и решила не испытывать судьбу. В конце концов, грубой силе я ничего не могла противопоставить, а быть избитой мне вовсе не улыбалось.

Я затаила в душе ненависть и не сказала больше ни слова.

Обходя веселые стайки нарядных дам и офицеров, он подвел меня к высокому мужчине, который стоял на берегу, сунув руку в карман и попивая вино. Незнакомец обернулся, заметив наше приближение. У него была желтая, обтягивающая скулы и подбородок кожа, презрительные черные глаза. Я переводила взгляд с одного на другого: Клавьер и незнакомец были в чем-то очень похожи. Даже рост у них абсолютно одинаковый…

— Я — Баррас, — надменно сообщил незнакомец, не спуская с меня глаз и делая новый глоток из бокала.

Растерявшись, я сделала реверанс. Сердце у меня забилось так сильно, что я на миг онемела.

— Ну, так я оставлю вас, — произнес Клавьер.

— Да, но не надолго. Наш разговор с гражданкой дю Шатлэ не затянется.

Клавьер ушел. Я молчала, не зная, с чего начать беседу. Наглый взгляд Барраса — циничный, почти раздевающий — оскорблял меня. Пересилив себя, я спросила:

— Может быть, здесь неудобное место для разговора?

— Неудобное? Да я же солдат, моя милая. Порой я не только стоял, но и спал на груди матери-земли. — Усмехнувшись, он добавил: — Разумеется, я не хочу этим сказать, что не предпочел бы чью-нибудь другую грудь.

«И это говорит самый главный человек в Республике», — подумала я. Последний выпад Барраса, честно говоря, привел меня в ужас. Этот намек на грудь… Уж не взбрело ли ему в голову требовать от меня каких-то любовных услуг? Ах, только не это! Все тогда полетит кувырком!

— А вы знаете, моя прелесть, что я служил в одном полку с вашим супругом?

— Что? — переспросила я, не совсем понимая.

— Да-да, мы оба были в Индии в составе Австразийской бригады и вместе сражались под Куддалуром. Правда, потом я перешел под начало адмирала Сюффрена и меня перевели на мыс Доброй Надежды, но вашего мужа я хорошо знал. Полагаю, и он хорошо помнит маркиза де Барраса — а?

Тон его был какой-то странный. Я со страхом подумала, что, возможно, в Индии он ссорился или даже дрался на дуэли с Александром, и тогда прощай все надежды…

Опасения были напрасны. Допив вино, Баррас развязным тоном заговорил обо мне:

— И вас я хорошо знаю, красавица. По газетам и по рассказам нашего друга Рене.

— Да? — переспросила я. — И что же он обо мне говорил?

— То же самое, что писали газеты. Черт возьми, гражданка! Вы это ловко проделали! Мне нравятся женщины, способные столкнуть соперницу с лестницы.

— Но, гражданин Баррас… — произнесла я нерешительно.

— Ладно, ладно, не будем об этом.

Он выбросил бокал прямо в траву и, фамильярно ущипнув меня за щеку, спросил, заглядывая мне в глаза:

— Милочка, вы одолжите мне двести тысяч ливров?

— О, конечно, — сказала я.

— Значит, ваше дело будет улажено.

— Вы обещаете? — вырвалось у меня.

— Черт побери! Я даю слово. Вы увидите, как я его сдержу, когда одолжите мне деньги.

Слово «одолжите» скрывало совсем иную, довольно неблаговидную суть, и я не питала на этот счет никаких иллюзий. У меня было восемьдесят тысяч наличными, остальную сумму надо будет собрать во что бы то ни стало. И все-таки как это гнусно. Как гнусен сам Баррас. Он словно торгует своей властью. Пожалуй, если отвалить ему миллионов двадцать, можно и реставрацию монархии устроить.

Уходя, Баррас обернулся:

— Кстати, я забыл вам сказать, что вы прехорошенькая… Советую вам вернуться к дому — там сейчас начнется представление и будет весело.