Я серьезно и честно взглянула на Порри.
— Неужели вы думаете, что я сказала бы вам, даже если бы знала?
— Черт возьми… — начал Лемальо.
Порри снова остановил его. И снова спросил:
— Вы утверждаете, что ваш муж не открылся вам, не рассказал о своих преступных намерениях?
— Он не сказал мне ни слова. Если бы я знала, я бы просто не пустила его.
— И вы ни о чем не догадывались?
— До самой последней минуты.
Тут у меня в голове мелькнула одна очень удачная мысль.
— Послушайте, это очень легко доказать. В ложе… в ложе был один офицер, Роже Вален… вы уже допросили его?
— Не смейте указывать нам, как вести следствие! — воскликнул Лемальо.
— Гражданин, — очень натянутым и сухим голосом произнес Порри, — если вы еще раз позволите себе крикнуть на эту женщину, я выставлю вас из кабинета. Запомните это. Комиссары Директории должны вести себя как люди, а не как лошади.
Наступила пауза. От меня не укрылось то, как подозрительно и зло поглядел на Доминика чиновник. На сердце у меня полегчало: оказывается, Порри пытается защитить меня.
Правда, он пытается быть объективным, но это у него плохо получается Вероятно, чувства, которые он питает ко мне, — уж не знаю, как их назвать, — сильнее его самого и его гражданского долга.
Как бы скверно это ни выглядело, но на Порри мне было наплевать. Мне даже было безразлично, не отразится ли то, что он выгораживает меня, на его карьере. Не заподозрят ли его. Я лишь хотела с его помощью поскорее выйти, освободиться из-под ареста и, наконец, разобраться, что с Александром.
Все остальное меня совершенно не волновало.
— Введите главного свидетеля, — приказал Порри гвардейцу.
Вошел Роже Вален. Честно говоря, я не думала, что он сможет ходить после такого ранения, но, тем не менее, это было так. Он был бледный, ни кровинки на лице. Не бросив на меня даже взгляда, лейтенант стал говорить.
Я, хоть и просила позвать его, втайне опасалась его признаний. Вдруг он солжет? Он так любил Гоша, что мог бы возвести на меня любую напраслину. Но Роже Вален, к моему удивлению, оказался правдивым человеком.
С минуту напряженно слушая его, я поняла, что он не намерен что-либо скрывать или перевирать. Он ругал Александра самыми последними словами, но в точности передал все, что видел, рассказал даже о схватке в ложе. Потом перевел взгляд на меня.
— Граждане, мне кажется, что эта женщина, жена убийцы, совершенно ничего не знала. Я все время был с нею, едва она приехала. Из разговора между ними я понял, что они поссорились из-за того, что он не хотел брать ее с собой в театр. Тогда она приехала сама. В ложе она не вставала с места и ничем ему не помогала. Ничего подозрительного я за ней не заметил. Более того, я, хотя и был ранен, но видел, как она испугалась, когда все это произошло.
Подумав, он добавил:
— Кстати, это она пригласила меня в ложу. Думаю, если бы она была посвящена в заговор, то не стала бы так осложнять своему мужу его гнусную задачу. Он, вероятно, просто решил воспользоваться ею как последний негодяй. Он так и думал, что ее арестуют вместо него.
Эти слова вызвали у меня возмущение, но я сумела сдержаться. Пусть этот Роже Вален предполагает что угодно. Мне-то отлично известно, как настойчиво советовал мне Александр уехать в Белые Липы. Если бы я сделала именно так, меня бы вообще не арестовали.
Роже Вален ушел, подписав свои показания. Лемальо нерешительно поглядывал на Порри. Видимо, слова лейтенанта окончательно выбили почву из-под обвинения, выстроенного против меня, хотя оно и раньше было бездоказательно. Я решительно спросила:
— Гражданин Порри, могу ли я побеседовать с вами наедине?
Он, казалось, некоторое время колебался. Потом, вероятно, любопытство или еще какое-то чувство взяло верх, и он многозначительно взглянул на Лемальо.
— Вы приказываете мне выйти, гражданин Порри?
— Да. Оставьте нас вдвоем на несколько минут. Возможно, арестованная хочет что-то сообщить мне.
Мы остались одни. Я грустно смотрела на Порри, собираясь с мыслями. Надо было убедить его, чтобы он меня выпустил. У него ведь так много власти. С тех пор, как я ушла от него, он действительно продвинулся по службе.
— Что это у вас с лицом? — вдруг спросил он. — Вас кто-то бил, мадам?
Ну вот, и прежнее обращение «мадам» вернулось. Я качнула головой.
— Да. Бил. Этот негодяй, Лемальо, меня трижды ударил.
— Он сказал, что это вы его ударили.
— Кто кого — это, по-моему, ясно по нашим лицам. Впрочем, сейчас это совершенно не важно.
Наклонившись к нему, я серьезно спросила:
— Вы что, уже не хотите мне добра, Доминик?
Он сурово посмотрел на меня — я даже не думала, что этот мягкий, в сущности, очень добродушный человек может так смотреть.
— Мой долг разобраться во всем. Не имеет значения, чего хочу я лично. Если вы помогали убить генерала, я первый приговорю вас.
— Если… Что значит это «если»? Вызволяя меня из Консьержери, вы не интересовались, виновна ли я.
— Ибо тогда вы были явно не виновны. Я это знал.
Помолчав, он вполголоса добавил:
— И тогда у меня были надежды. Надежды, которые вы безжалостно разбили.
— У меня не было другого выхода.