То, как мне это лестно, проявилось уже через секунду. Страх за мужа словно взорвал меня изнутри. Слезы, которые я так долго сдерживала, хлынули из моих глаз, спазмы рыданий сжали горло. Пытаясь успокоиться, не плакать, я отвернулась, прижав руку ко рту, но это привело только к тому, что слезы стали душить меня и я едва не зарыдала в голос, так, чтобы все услышали, — до такой степени меня охватило отчаяние.
Я чувствовала, как его руки обхватили меня за плечи, скользнули к шее, заключили в крепкий капкан затылок, зарылись в волосы. Он тянул меня к себе, и я чувствовала, как его рука, такая горячая, шершавая и бесконечно нежная, вытирает слезы у меня на щеках. Я прижалась к этой руке, с ужасом сознавая, что мы с Александром, возможно, видимся в последний раз.
Я услышала его голос, звучавший как сквозь сон. Голос такой далекий, но мягкий, родной, до боли любимый.
— Прости меня… — произнес он. — Прости, умоляю тебя. Я причинил тебе так много зла.
— Зло, — повторила я. — Единственное зло состоит в том, что я не смогла заставить вас полюбить меня больше, чем роялизм и все остальное.
— Ну, дорогая, вы говорите глупости. Не драматизируйте все так. Я еще не дошел до крайней точки выбора. А если дойду… то я и сам еще не знаю, что выберу.
Помолчав, он добавил:
— Я очень люблю вас, Сюзанна. Mio dolce amor. Помните?
Прежде чем я успела что-либо ответить, он поднялся, быстрыми шагами направился к столику, принес мне стакан воды.
— Выпейте, carissima. Ну, ради меня.
Я стала пить, а он все так же нежно поглаживал мою руку. Потом он поднес ее к губам, и я ощутила поцелуй на своей ладони. Губы спускались к запястью, волосы Александра щекотнули мой локоть.
— С вами все в порядке? — проговорила я уже спокойнее.
— Что вы имеете в виду?
— Поль Алэн говорил, что вы повредили ногу. Это правда?
Он смотрел на меня, и я растерянно отметила, что глаза его смеются.
— Это был пустяк. Легкий вывих. Я уже забыл об этом.
— Ну а часовые… Они не заметят вас?
— Если мы погасим свет, то, я думаю, все обойдется. Часовые, по-моему, пьяны.
— А ведь это я раздавала им вино.
— Невероятная предусмотрительность…
Его рука потянулась к свече и потушила ее. Последний блик света растаял в темноте. Александр склонился надо мной, и я ощутила такой знакомый мне аромат сигар и нарда… а еще кожи и пороха, чего не было раньше.
— Сколько у нас времени? — прошептала я, когда наши губы почти встретились.
— Двадцать минут, я полагаю.
Мне не хотелось сейчас спрашивать, что он будет делать, когда эти двадцать минут пройдут. Губы Александра мягко коснулись моего виска, потом скользнули ниже и встретились с моими губами. Я полуоткрыла рот, возвращая ему поцелуй, — такой мучительный, исполненный и боли, и любви, и сознания того, что очень скоро мы расстанемся. Александр придвинулся ближе, тяжесть его тела стала ощутимее. Он прильнул губами к моей груди так нежно и преданно, как ребенок, и, хотя в моем тогдашнем состоянии я была не способна ответить ему страстью на страсть, я все же была до глубины души тронута этим обожанием. По тому, как судорожно он сжимал мои руки, заведенные за голову, я догадалась, как он хочет меня.
— Сейчас? — прошептала я.
Желание переполняло его, но он, подняв на меня глаза, напомнил — честно, но нерешительно:
— У нас мало времени.
— Это все чепуха. Если вы хотите…
Но мне уже не нужно было продолжать. Он сам стягивал с меня ночную рубашку. Его прикосновения были так горячи, словно меня касались языки пламени. А еще слегка царапалась его жесткая кожаная перевязь. Но, честно говоря, тогда это было не важно.
Ведь мы оба не знали, когда увидимся в следующий раз.
Он был очень осторожен, даже бережен: одной рукой опираясь на локоть, он раздвинул мои ноги, не спеша, чтобы не оцарапать меня, просунул другую руку под мою талию, и вот так, окружив меня со всех сторон собой, мягко вошел внутрь. Его движения были медлительны и так нежны, что я, даже не ощутив наслаждения, почувствовала себя на вершине блаженства и была бесконечно счастлива.
Первым взглядом Александра, когда мы оба пришли в себя, был взгляд, брошенный на часы.
— Вам пора? — спросила я, по-женски печалясь, что мой час миновал.
— Да, дорогая. Пора.
— Но Боже мой, вы даже ничего о себе не рассказали!
Он повернулся ко мне, слегка улыбнулся, потом, быстро застегиваясь и надевая камзол, стал рассказывать. Из Ренна ему удалось выйти пешком еще до того, как захлопнулись заставы. Сразу за городом ему посчастливилось, как и было условлено, повстречать Гариба, который, несмотря на опоздание герцога, продолжал преданно ждать. Вдвоем они отыскали лошадей. Вся ночь прошла в бешеной скачке. Остальное время они скрывались на небольшой ферме близ Пемполя.
Неожиданное подозрение охватило меня.
— Погодите-ка… — сказала я настороженно. — Не та ли это ферма, которую получила от вашей матери некая служанка?
— Да, верно.
— И эта служанка была когда-то вашей первой любовью, вот как! — воскликнула я почти разгневанно.
— Я и не думал, что вы запомните.
— Еще бы не запомнить! Да как вы только могли поехать к ней!