Хозяйка Севера

А Герман, судя по всему, не спешил просвещать меня.

Поэтому в салоне автомобиля повисла тяжелая тишина.

Я не знаю, что именно хотел сказать своей фразой Герман, но его «ты привыкнешь» ничем не помогло мне.

— Ты просто боишься того нового, что вошло в твою жизнь, — решил пояснить Герман. — Это нормально и даже объяснимо.

— Дело не в этом, — покачала я головой. И, ненадолго замолчав, наконец-то смогла сформировать свой главный страх. — Мне кажется, что сейчас я боюсь себя саму... точнее, не боюсь, а не доверяю самой себе.

Герман ничего не ответил, и я продолжила.

— Меня пугает это. Я никогда раньше не испытывала ничего подобного: в один момент мне хочется убежать, вернуться к своей нормальной жизни, в другой момент я не могу от тебя оторваться.

Герман кивнул.

— Всё правильно.

— Нет, неправильно. Это ненормально Герман. — Я растерянно потерла ладони друг о друга. — Если я не могу понять даже того, что происходит со мной, то как я могу думать «о нас»?

— Это как раз то, о чем я и говорю, — кивнул Левицкий. — Наташка, ты просто боишься...

— Чего? — нервно воскликнула я.

Герман пожал плечами.

— Новых ощущений, своего нового статуса... в общем, всех тех перемен в жизни, которые с тобой случились.

Я задумалась, искренне пытаясь проверить, так ли это. Боюсь ли я?...

Боюсь.

Но дело не в этом.

— Дело не только в этом, — покачала я головой.

— Дай нам время, — почти повелительным тоном «попросил» Левицкий. — Дай себе время. Не сражайся со мной, с нами. Любым отношениям нужно время.

— Ты не понимаешь, Герман, — тяжело выдохнула я. — Я уже один раз была замужем. И отношения, о которых ты говоришь — они уже тоже случались в моей жизни.

И хотя жить с москвичом и жить с оборотнем — это две большие разницы, я всё равно чувствовала, что дело не в этом.

Я всегда понимала, что я чувствую к Аркадию. У меня никогда не было такого огромного эмоционального разброса: от страха до симпатии, от ненависти до любви... да ещё за такое непродолжительное время. Если разобраться, то днем я убежала от Германа на вокзал, ночью, когда он вытащил меня из поезда, я боялась умереть от ужаса... а уже под утро целовала его в постели как будто он был единственным мужчиной на земле.

Так не бывает.

— Ты влиял на меня как-то? — наконец, нашла я в себе силы прямо спросить Германа о своих подозрениях.

Я ожидала какой угодно реакции: короткого насмешливого хмыка в ответ, короткого «да ты сдурела, Наташка» или «конечно, повлиял... своей харизмой» — в общем, я ожидала чего угодно, только не того, как на самом деле отреагировал Герман.

После того, как я задала этот вопрос, Левицкий, резко сбросив скорость, повернулся ко мне.

— Что. Ты. Имеешь. В. Виду. — спросил он каким-то механическим голосом. Точнее, возможно, мне это только показалось, но тем не менее тон Германа меня испугал.

— Ты управлял моим телом, — напомнила я Герману. — Откуда я знаю, вдруг ты также можешь управлять моим желаниями?

После чего он снизил скорость до минимума. Это не было проблемой для окружающих, так как на лесной вечерней дороге мы были совсем одни.

А Герман тем временем не отрывал от меня взгляда.

Я не могла понять, какие чувства его сейчас его обуревали — его лицо казалось высеченным из камня, а взгляд как будто отражал вечернюю дорогу: темный, полный холода и снега взгляд.

Если честно, то я не знала, чем я его так обидела...Мне самой мой вопрос показался вполне естественным... в сложившихся обстоятельствах.

— Все, что угодно, лишь бы не признаваться себе самой в своих собственных желаниях, — отрывисто произнес Герман. — Да, Наташ?

— Я имею право так думать! — возмутилась я.

— Естественно, — хмыкнул Левицкий. — Естественно, имеешь.

Он протянул ко мне руку, на которой мгновенно отросли длинные острые когти. Нет, он не пытался сейчас причинить мне ими боль, или испугать меня — я почему-то сразу это поняла. Герман как будто просто не сдержался — только и всего.

Махнув передо мной своей страшной рукой, он вернул ладонь на руль и громко рыкнул.

— И, надо признать, ты делаешь всё, чтобы не думать иначе! — процедил Герман сквозь зубы. — Вместо того, чтобы просто принять нашу связь как драгоценный подарок, ты трахаешь мозги и себе, и мне заодно, пытаясь выдумать причину, по которой мы не можем быть вместе!

— Я просто пытаюсь понять, почему я так на тебя реагирую! — возмутилась я в ответ. — Это ведь ненормально...

— Именно поэтому ты не слышишь меня, когда я как заведенный петрушка повторяю тебе, что это-то как раз и нормально, — фыркнул Левицкий. — Мы истинная пара, Наташа. Для оборотней эта связь всё равно что любовь...только куда более сильнее и крепче.

— Но я-то ведь не оборотень, — напомнила я Герману. — Я — человек!

— Я слышу твои мысли, хоть и не должен. Ты повинуешься приказам моего зверя словно одна из волчиц моей стаи, хотя у тебя точно нет этой самой волчицы. Неудивительно, что ты так же среагировала на полнолуние!

Я на секунду замерла, пораженная последней фразой Германа. И вспомнила те отрывки из разговоров работниц... про полнолуние.