Хозяйка (СИ)

Для соседей Женя была дальней родственницей Катерины Матвеевны — чтоб не возникало кривотолков и сплетен. Хозяйка сделала гостье строгое внушение: никаких нежностей на людях — не приведи Бог! Но никто не знал, что делалось за закрытыми дверями спальни… А именно там Катерину Матвеевну и обняли сильные руки, которые так взволновали её с первого взгляда на фотографии. Всё в ней сладко содрогалось и пело… Никто и никогда не будил в ней женщину так, как это делала Женя. Зацелованные губы припухли, а соски, влажные от ласк, покалывало. Раздвинув колени, Катерина Матвеевна отдавалась целиком и полностью — каждый вечер и каждое утро. Женя оказалась на полголовы ниже ростом, но из её стальных рук было просто невозможно вырваться. Как обнимет, шепнёт: «Катюша…» — и всё, Катерина Матвеевна непоправимо и бесповоротно таяла душой и сердцем, а её тело вкушало такое наслаждение, какого не знало уже давно. Это было лучше, чем в юности, с Сашей. Молодость с её глупостями и рядом не стояла… А если и стояла, то могла лишь позавидовать взрослому, заслуженному, выстраданному чувству.

Они встретились после этого ещё два раза — осенью и зимой. Осенняя встреча была не очень долгой, Женя выбралась всего на три дня, а в новогодние каникулы, оставив дочку у бабушки, она провела с Катериной Матвеевной целую неделю. Сейчас Женя хотела приехать с Машей. Такое серьёзное знакомство могло означать лишь новую ступень отношений — за ним должно было последовать только предложение руки и сердца, не больше и не меньше. Но светлую радость омрачали смутные предчувствия.

Женя была человеком слова: в июле, как и обещала, приехала с Машей. Нерастраченное родительское чувство снова ворохнулось под сердцем Катерины Матвеевны, и она приняла дочку возлюбленной очень тепло и ласково. Маша оказалась отзывчивой на доброе к себе отношение, благодарной и по-своему мудрой девочкой, понимавшей даже больше, чем могли предположить взрослые. Катерина Матвеевна баловала обеих разносолами и вкусностями: поднимаясь раньше всех, пекла блины, оладьи и ватрушки. Женя готовить не слишком любила и не очень умела, и они с Машей по достоинству оценили кулинарное искусство хозяйки.

— Путь к сердцам двух холостячек лежит через желудок, — шутила Женя, а Маша хихикала, уплетая блины со сгущёнкой. Конечно, она понимала, что к чему.

В то прекрасное лето урожай в саду был фантастический. Маша объедалась вишней и малиной, крыжовником и смородиной; земляника уже отошла, но Катерина Матвеевна успела наварить изумительного душистого варенья, баночку которого щедро открыла ради дорогих гостей, не дожидаясь зимы. Толстенный ломоть сдобного батона с маслом и вареньем — вот излюбленное лакомство, которое одинаково жаловали и Маша, и Женя. Их приезд выпал на хлопотливое время летних заготовок, но им обеим это было в новинку. Маша никогда не видела, как варят варенье и закатывают компот; опять же, розовые пенки были очень вкусными, и она постоянно крутилась на кухне, облизываясь.

— Пенка даже вкуснее самого варенья, — говорила она.

Да, это было совершенно особое лакомство, лёгкое и воздушное, с тонким ароматом ягод. От него Машу было за уши не оттащить, и Женя с трудом урывала моменты с Катериной Матвеевной наедине, когда та помешивала в тазу деревянной лопаточкой. В эти мгновения можно было положить ладонь на аппетитную выпуклость ниже талии, защекотать дыханием ухо в золотисто-русом обрамлении пушистой прядки…

— Цыц, — строго говорила хозяйка.

Иногда Женя повиновалась, иногда продолжала свои шалости. Лишь когда Катерина Матвеевна принималась разливать готовое варенье и закатывать банки, всякие поползновения строжайшим образом запрещались. Священнодействие требовало сосредоточения. Если «цыц» ещё как-то можно было воспринять как игривое кокетство, то серьёзный взгляд и твёрдое «Жень, пусти» означали, что лучше и впрямь сейчас не лезть.

Каждую ночь Катерина Матвеевна открывала дверь спальни, и Женя проскальзывала туда. Лишь сдавленные, приглушённые вздохи и звуки поцелуев слышались там, а днём всё опять было чинно-пристойно, в рамках придуманной родственной «легенды». Но влюблённую Ирину невозможно было обмануть: безошибочно распознав, кем приходится хозяйке гостья, она затеяла с Женей драку — к несчастью для себя. Это было отчаянно смело, но глупо и безрассудно с её стороны.

Выскочив на шум, Катерина Матвеевна застала ужасное зрелище в саду: Женя профессионально уложила на лопатки неумелую и горячую Ирину, у которой из носа уже текла струйка крови.

— Маш, не бойся, — сказала Женя прибежавшей из малинника дочке. — Иди, всё хорошо. Мы с тётей Ирой шутим. Иди, кушай малину, малыш. Всё нормально, не пугайся.

— Иди, иди, — зашептала Катерина Матвеевна, спроваживая девочку подальше, к ягодным кустам. — Смотри, какая там малина созрела! Вон, видишь, какие ягодки? Так в рот и просятся.

Когда Маша скрылась в высоких кустах, Катерина Матвеевна, неузнаваемая в своей гипсовой бледности, хрипловато и глухо, но очень отчётливо и жёстко проговорила: