Хозяйка Судьба

Карл приглашающе взмахнул рукой, указывая направление, и первым шагнул в сторону зеркала Дня. То, что он предполагал теперь сделать, вполне можно было исполнить и с помощью Зеркала Ночи, но воспоминание об «иной судьбе» все еще причиняло ему боль, и Карл выбрал другой — всего лишь на полсотни метров более длинный — путь. По сравнению с тем, куда он теперь собирался попасть, это были сущие пустяки. И когда через минуту весь их маленький отряд собрался у резной каменной рамы, обрамлявшей ничем не примечательный участок глухой гранитной стены, никому и ничего более не объясняя, Карл начал творить свою первую в жизни, сознательно и по умыслу совершаемую волшбу. Впрочем, он не был так уж уверен, что то, что намеревался теперь сделать, что уже правил и вершил во внезапно остановившемся и замершем, буквально вмерзшем в вечность, мгновении их общего времени, являлось настоящим — по смыслу и форме — колдовством. Не смотря на то, что пыталась растолковать ему по-прежнему быстрая и ловкая его мысль, в душе, Карл относился к совершаемому им здесь и сейчас, всего лишь как к некоему ритуалу, призванному запустить сложный и до конца не познанный, но от того не менее реальный, чем любые иные существующие в мире устройства и машины, механизм. И тому, если подумать, имелось достаточно простое объяснение. Волшба, настоящее — истинное — колдовство, светлое оно или темное, по-прежнему отталкивало Карла, являясь для него чем-то сугубо внешним, что он готов был принимать, как данность, существующую, впрочем, отдельно от него самого, но которую не хотел и не мог, во всяком случае, пока, впустить в собственную душу. И то сказать, был ли, например, волшебником мэтр Гальб, построивший для императора Евгения «железного болвана»? Нет, разумеется. Гальб был всего лишь гениальным механиком. Только и всего. Но тогда и то, что делал его помощник мастер Дамир, запуская механизм «безупречного рыцаря», заставлявший того шагать и размахивать руками, тоже не являлось магией. Впрочем, так, да не так. Арвид Дамир, крутивший в недрах болвана длинные стальные ключи, и устанавливавший на свои строго выверенные места многочисленные рычаги и противовесы, действительно не волхвовал, а всего лишь выполнял работу, вполне возможно, даже не подозревая, что и для чего он делает. Однако мэтр Гальб вполне мог оказаться и волшебником, ведь его железный рыцарь ходил, как живой, сгибая в коленях ноги. Но как бы то ни было, Карл был сейчас именно помощником «колдуна» Арвидом, знавшим зачем, но не ведавшем, что именно он делает, а не механиком Гальбом, создавшим свое механическое чудо. Ведь не Карл создал эти магические зеркала — и он даже думать не желал о том таинственном «Гальбе», который их построил — он всего лишь хотел воспользоваться силой этих магических инструментов для своих собственных целей, и не видел причины считать это «простое» действие настоящим волхованием.

Он посмотрел на пустую стену, но силою своего воображения увидел вечную Тьму, безграничные владения Великого Ничто, сквозь которое длили свой стремительный, но казавшийся медлительным, полет из вечности в вечность рождающие свет и бросающие по сторонам блики чистых цветов Кости Судьбы.

Цуд… Аметист показал ему цифру «3». И эта случайная — но случайная ли? — подсказка оказалась решающей. Выбор был сделан, и Карл, не раздумывая, выбрал дверь. Цуд… Шеголь… Кер… Аметист, рубин, алмаз… Ни боли, ни видений… Ни сомнений… Выбор сделан, дверь отворяется… Пространство, ограниченное рамой «окна» заволокло туманом, как будто серый занавес упал перед ними в проеме приподнятой над полом «двери».

— Следуйте за мной! — Позвал, или возможно, даже приказал Карл и первым шагнул через порог.

2

Эта дверь открылась в темную с затхлым воздухом пещеру. Просторная и никем не обжитая, она, тем не менее, носила на себе знаки человеческого присутствия. Вот только это были дела давно прошедших дней, и, судя по ощущениям Карла, он и его спутники были первыми за многие и многие годы, кто снова посетил это не случайное место. Вероятно, почувствовал это не один только Карл, но никто не произнес ни слова, и во мраке пещеры слышалось лишь тихое поскрипывание песка и мелких камешков под подошвами их башмаков да еще более тихое дыхание семи интуитивно собравшихся в плотную группу людей.