Лестница, однако, уводила их все дальше в глубь горы, и, чем дальше, тем больше, становилось очевидно, что ведет она не к ущелью Второй ступени, что в принципе было бы логично для потайного хода, но слишком просто для такого сложного сооружения. Между тем, бесконечная череда ступеней действительно вывела их не к выходу наружу — хотя наличие такого выхода художественное чувство Карла и не отвергало вовсе — а привела к началу запутанного каменного лабиринта, состоявшего, как вскоре выяснилось, из множества узких и широких галерей, малых и больших залов и камор, и, естественно, лестниц, на этот раз, в большинстве своем коротких. Ориентироваться здесь было не просто, если возможно вообще, не имея к тому же никакого представления ни о плане самого лабиринта, ни о его назначении, ни о том, что они здесь, в конечном счете, ищут. Вероятно, Карл мог бы прибегнуть к помощи Тьмы, хотя искать во тьме неизвестное, как он хорошо знал, был крайне трудно и даже опасно. Кроме того, не смотря на то, что присутствия магии Карл по-прежнему совершенно не ощущал, он чувствовал, что место это
Они медленно шли по коридорам, поднимались или спускались по лестницам, пересекали залы и каменные мостики над подземными ручьями, и Карл, размышлявший, пользуясь воцарившимся в их маленьком отряде молчанием, над разными тревожившими его воображение вопросами, неожиданно подумал о том, сколько труда и средств было вложено в прокладку этих подгорных путей. Впрочем, если быть последовательным, то считать следовало сверху, с самой крепости, построенной в таком труднодоступном месте, как отвесная скала, вздымающаяся над затерянным в диких горах ущельем Второй ступени. Сколько же власти и богатства должно было быть у князя Кершгерида, если он мог позволить себе такое грандиозное строительство? Каково было его могущество? Однако вопросы эти были второстепенными, потому что, как бы ни был сложен и оригинален лабиринт, через который они теперь шли, это никак не объясняло того, почему Дебора решила, что «эта дверь» предназначена именно для Карла.
«Что же ты оставил мне, Кершгерид?»
Или того человека все-таки звали Ульмо Геррид?
Однако, как бы ни звали того, кто все это построил — а ведь это мог быть и кто-то совсем другой и в совсем уже древние времена — одно было очевидно, случилось это много раньше, чем триста лет назад. Герцоги Герр гордились — среди прочего — и тем, что могут назвать поименно всех глав своего рода за последние четыре сотни лет. А в то время, когда на Северном побережье кипела кровью Наместническая война, ворота Саграмон снова уже были диким заброшенным краем, и память о Мертвом волшебнике успела поблекнуть до такой степени, что правду уже трудно было отличить от вымысла.
«Зачем? — подумал Карл вдруг. — Зачем я сюда пришел?»
И в самом деле, зачем он пришел сюда сейчас в сопровождении двух самых близких ему людей?
«Женщины…» — воспоминание это медленно всплыло из глубин памяти, как усталая сонная рыба к поверхности пруда. Всплыло и обрело плоть, превратившись из смутной тени в четкий и ясный образ. Нет, недаром, он так легко согласился с тем, чтобы в этом ночном — вполне возможно, чреватом опасностями — поиске, его сопровождали Дебора и Валерия, а не Август и Март. И мастер Василий Вастион вспомнился ему неспроста… И Сдом… Художественное чувство подсказывало Карлу нечто с того самого момента, как Дебора сказала, что это дверь предназначена для него. Но чувство не обременено необходимостью четко формулировать причины тех или иных действий, и в ясном знании оно не нуждается, питаясь лишь смутными воспоминаниями, случайными смыслами, размытыми временем, как льдины на реке весенней водой. Чувство подсказывало, но сознание, занятое поиском ответов на совсем другие вопросы, еще не готово было воплотить предзнание в знание, смутные догадки в конечное понимание.