Хозяйка Талеи

Утро оставило на языке налет разочарования. Доставленный Латамом Руархид (старейшина принес его в виде тщательно упакованного тючка. Что характерно, в правоте госпожи он не усомнился ни на мгновение) запирался недолго, в основном потому, что Селеста пригрозила приковать его в особой «строгой» камере и лично выпотрошить память. Не сейчас, так дней через пять, когда полностью восстановит силы и разберется с делами. История предательства оказалась до неприличия банальной — сначала лишнее свидание с родней, потом подставленная жертва-нищенка, вербовка, первое донесение, второе, более серьезные задания, восставший, погибший исключительно из-за доноса предателя… Коготок увяз — всей птичке пропасть. Хотя имелись и личные мотивы. Руархид, как и многие ему подобные, считал себя недооцененным и рассчитывал на место старейшины в ближнем круге. «Конечно, я заслуживаю большего. Да, я уверен. Нет, зачем? Просто я умнее, и сильнее, и… Клянусь, я не хотел! Почему не рассказал все вам, госпожа? Ну, я думал, рано или поздно смогу вывернуться…» Дурак.

Нет уверенности, что «крот» у «пауков» был всего один. Еще повод для тревоги.

Выслушав исповедь неудачника, Селеста приказала посадить того под замок, а сама отправилась спать. Сил не хватало что-то планировать. Она выяснила главное — Руархид не успел сообщить своим хозяевам, что она жива. Остальное подождет до завтра.

Еще не забылись времена, когда восставшие спали все вместе, забившись на самые низкие уровни катакомб и прикрыв единственный вход в грязную нору тяжелой каменной плитой. Старшие знают цену комфорту, в отличие от пришедшего на все готовое молодняка. Хотя в том, что, образно выражаясь, касается глубины залегания, ничего за века не изменилось — вампиры по-прежнему выбирали для своих дневных убежищ наименее доступные для людей места. Причем защищали их с параноидальной тщательностью, устанавливая на входе искусные ловушки, крепкие замаскированные двери и допуская в тщательно обустроенную обитель немногих избранных. Часто практиковалось создание ложных жилищ, подсовываемых наблюдателям из «пауков» в качестве основных. Даже Медея, вроде бы демонстративно открытая светская леди, спальню своего особняка использовала исключительно для встреч с приглянувшимися молодыми людьми. Отдыхала она в настоящем бункере, в подвале.

Входить в убежище без приглашения означало нанести серьезную обиду хозяину: восставшие ревностно защищали свою территорию и даже на неожиданные визиты старейшин реагировали нервно. Есть приемные, кабинеты, какие-то прообразы общественных залов — и есть личные покои, куда допускаются ближайшие, и никто кроме. Это правило, выкристаллизовавшееся за века и свято соблюдаемое всеми. Нарушали его крайне редко.

У Хастина, притащившего в тайное убежище Селесты постороннего, должны были иметься более чем веские причины для такого поступка.

Конечно, в спальню маг не попал, остался в большой гостиной, своеобразном предбаннике для немногих посетителей. Место, где она пребывала в наиболее уязвимом состоянии, Селеста защищала всеми доступными ей способами. Как магическими, так и механическими. Поэтому госпожа довольно долго не реагировала на двух восставших, сидевших за толстым слоем камня и тремя укрепленными пластинами брони, по недомыслию называемыми дверями, и впервые за много времени хорошо отдохнула. Лежа на мягкой широкой кровати (обстановкой комнаты занималась вездесущая Медея), она позволила себе немного понежиться и никуда не спешить. В голове лениво перекатывались мысли о том, что надо бы выяснить, как идут дела в младших общинах, связаться с Гардоманом, отдать Зервану приказ залечь на дно, а то в его стае неоправданно высокие потери… Почти половину свиты положил. С Латамом состязается, дорвался-таки до «настоящего дела».

Умиротворенность слетела, будто ее не бывало, едва слух уловил громкие голоса за первой, внешней дверью. Реальность напомнила: расслабляться не надо. Селеста еще не знала, что случилось, но острое предчувствие неприятностей заставило ее замереть и прислушаться. В эту минуту госпожа, увидь ее сторонний наблюдатель, поразительно напоминала готовящуюся к броску змею. Настороженную. Сжавшуюся в плотный клубок. Несмотря на внешнюю неподвижность и залитые темнотой глаза, она лихорадочно просчитывала варианты, пытаясь предугадать, что могло понадобиться Хастину и почему к ней прибежал именно колдун, а не верная нянька-Латам. Тот, второй, двигался иначе и на телохранителя не походил.

Торопливо одевшись и на всякий случай приняв стимулятор, госпожа вышла из спальни.

— Хастин? Кальдеран? — При виде спутника колдуна она насторожилась еще сильнее. — Что вы здесь делаете?