Хозяйка Валгаллы

На третий день, вскоре после ужина, Вала ощутила знакомое едкое пощипывание под желудком, тянущее нитью куда-то в сторону заката.

Сорвавшись с места, она пулей вылетела из дворца, пересекла двор и за одним из загонов застала столпившихся славян. Пользуясь званием богини, Валя протолкалась вперед и увидела лежащего на помосте сухонького старика, с желтой кожей и впалыми щеками – словно съеденного изнутри неведомой порчей. Может, онкологией, а может, вирусом или печеночной недостаточностью – поди угадай!

Валентина положила ладонь усопшему на лоб, не ощутила ничего, вздохнула:

– Его больше нет… – прикрыла глаза и вытянула руки перед собой.

Но все оказалось бессмысленно, душа исчезла.

Ведьма отступила, и седобородый волхв накрыл лицо покойника коричневой рогожей.

Ночь девушка почти не спала, а с рассветом, наскоро перекусив, выскочила на крыльцо, с которого неплохо просматривалось последнее ложе мертвого горожанина.

Она почти угадала – родственники пришли за стариком около полудня. В здешнем мире еще не придумали справок, чиновников, разрешений и ритуальных агентств, и потому все процедуры свершались быстро. Вчера вечером отошел в иной мир – сегодня уже провожают в последний путь.

В последний путь покойного провожали несколько молодых людей, пяток женщин, две старухи. Постояв возле помоста, о чем-то поговорив с покойником, они засуетились. Мужчины переложили усопшего на носилки, понесли к воротам и дальше, в сторону от реки. Валентина следовала сзади на некотором отдалении. Особо не таилась – с чего бы? Плохого ведь ничего не делает. Но и внимания к себе девушка старалась не привлекать.

Процессия остановилась недалеко от уже известного Вале яблоневого сада. Носилки опустили, покойного повернули на бок, стали с ним что-то мудрить. Что именно – издалека было не разобрать, так что девушке пришлось приблизиться почти вплотную, выглянуть из-за женских плеч.

Оказалось, что старику придали позу свернувшегося калачиком ребенка и в таком виде опустили в округлую могилу.

– Таким ты пришел в наш мир, трудолюбивый Лемех, таким мы отпускаем тебя назад, – сказал волхв. – Не забывай о родичах своих, и в час назначенный встреть их у моста Калинова, проводи чрез реку горячую, прими с честью в Золотом мире…

Седобородый жрец пристукнул посохом и посмотрел Валентине прямо в глаза.

Все остальные тоже повернули головы к ней, явно чего-то ожидая.

«Вот черт, я же богиня! – вспомнила ведьма. – Наверное, полагается сотворить что-нибудь божественное, раз уж приперлась».

Вздохнув, девушка протиснулась вперед, посмотрела под ноги, на свернувшегося старца, и вдруг вспомнила откуда-то правильное определение ритуала: «захоронение в позе эмбриона».

– Ты был хорошим мастером, Лемех, честным и трудолюбивым, был хорошим отцом и верным мужем, – сказала девушка обыденные для любой панихиды слова. – Ты прожил долгую хорошую жизнь, и надеюсь, она тебе понравилась. Таким ты пришел в наш мир из чрева матери, таким мы отпускаем тебя обратно в чрево матери-земли. Станешь ты вновь землей-травой, станешь луговыми ягодами и наливными яблочками, вернешься в наш мир хлебом и солью. А потом вернешься и живой плотью. Отправляйся в свой новый путь, славный Лемех. Смерть – это только начало…

Валентина зачерпнула горсть свежекопаной земли, бросила ее в могилу и пошла прочь.

– Спасибо, великая! Благодарю, великая… Поклон тебе, великая, – склонились перед уходящей богиней славяне. Они получили от нежданной гостьи куда больше, нежели ожидали. Но вот ведьма не получила ничего. Конечно, она нашла кладбище. Но оно было совершенно пустым. Никаких призраков, никаких духов, никаких следов потусторонних сущностей. Здешнее кладбище было для нее столь же бесполезным, как ее камера в хоромах великой Макоши.

Можно провести некоторое время без посторонних глаз – и ничего более.

Дщерь Морены

Черная комната без окна, воды и хотя бы банального ночного горшка. Серый коридор, слабо подсвеченный тоже непонятно чем, еще четыре двери, никогда и никем не открываемые. Ни шорохов, ни скрипов. Даже мышей со сверчками и то не завелось.

Недолгий путь вниз, к роскошному столу, полному мясных и рыбных деликатесов, сластей и солений – а потом обратно, наверх, в тесный карцер. В келью добровольного отшельника.

Ибо делать в этом мире что-либо еще Валентина не могла. Не умела, да и не хотела.

Даже бить баклуши – нужно уметь. Особенно если делаешь это не стальной стамеской, а кремниевой – острой и хрупкой, словно осколок оконного стекла. Равно как пасти овец, шпаклевать бочки горячим воском, чесать кудель или хотя бы носить воду коромыслом. Ведь этому искусству учат с детства. С непривычки – только кости попусту переломаешь.

А операторы газовых котельных, веб-дизайнеры и кассиры в этом мире как-то не требовались…

Впрочем, даже если бы Валя умела – но богиня, таскающая на кухню ведра с водой…