Я прищурилась на солнце, перевела взгляд на снег, на деревья. Да, откладывать работы в саду некуда.
Мотя мурлыкнул, сел у моих ног, глядя то на меня, то на деревья.
— Умница, — погладила его я. — Будем делом заниматься.
Но сперва нужно одеться поудобнее. В юбках по сугробам да по веткам не поскачешь. Где бы раздобыть штаны?
Кот мявкнул и, распушив хвост, двинулся к дому. Остановился, гипнотизируя парадную дверь. Я обозвала себя беспамятной дурой: на черный ход замок приделала, а про парадный и не вспомнила.
Мотя вспрыгнул на резную скамью в передней и начал вылизываться, всем видом демонстрируя, что никуда не торопится. Зато мне пришлось поторопиться, к счастью, не так много времени нужно, чтобы заколотить шесть гвоздей. Даже не слишком умелыми Настенькиными ручками, которые все норовили попасть вместо шляпки по собственным пальцам. И все же мне показалось, что сегодня работа шла легче, чем вчера. То ли устать не успела, то ли молодое тело быстро обучалось, выстраивая новые нейронные связи.
Едва я опустила молоток, Мотя соскочил со скамейки и лапой начал подковыривать дверь из передней в дом. Пришлось открыть и идти за ним.
21.1
Кот, не останавливаясь, протрусил до кладовки. Поточил когти о сундук с инструментами, будто напоминая, что молоток следует положить на место, чтобы потом не разыскивать его по всей усадьбе. Потом проскакал в глубину кладовой и уселся на сундук, который я еще не открывала.
— Слушай, может, ты говорить умеешь? — полюбопытствовала я, пробираясь между вещей к нему.
Мотя фыркнул, всем видом показывая, какую глупость я сморозила.
— Ага, так я тебе и поверила. Скажи еще, будто у тебя лапки.
Кот потянулся, перепрыгнул на другой сундук и начал умываться, демонстрируя, что у него действительно лапки. Я открыла крышку.
Похоже, в этом мире ничего не выбрасывали. К тому, что люди собирают и передают из рук в руки детские вещички — малыши растут стремительно, — я привыкла. Но здесь кроме кружевных рубашоночек лежала одежда и на детишек разных возрастов, вплоть до подростков. И кое-что из мальчиковой одежды выглядело подходящим мне — точнее, Настеньке — по размеру. Я взяла две пары шерстяных брюк и короткую подбитую мехом курточку вроде той, в которой давеча приезжал Виктор. Похоже, это было чем-то вроде охотничьего или прогулочного верхового костюма, потому что доктор щеголял в длинном сюртуке и плаще. Нашлась на меня нижняя рубаха из тонкой шерсти и шерстяные же подштанники. К последним я приглядывалась особенно тщательно, даже принюхалась — но никаких посторонних запахов, кроме полыни и лаванды, которыми пересыпали сундук от моли, не обнаружила. Впрочем, если бы в сундук сложили недостаточно чистую одежду, за несколько лет все бы завонялось. Шерстяные чулки у меня были свои. А вот приличной шапки не нашлось ни в кладовой, ни у Настеньки: та носила кружевные чепцы или капоры с широкими полями. Красиво, конечно, но ни тепла, ни удобства. Так что пришлось обойтись теплым платком.
— Ты куда пропала, касаточка? — окликнула меня Марья.
Я вышла из своей комнаты, где переодевалась, и она ахнула.
— Что ж ты делаешь, стыдоба-то какая! Немедленно вернись и оденься как следует!
Кажется, теперь пришел мой черед недоумевать, «а что такого». Видимо, выражение лица у меня было соответствующее, потому что она продолжала причитать:
— Поверить не могу, что ты со всем остальным и всякий стыд забыла! Разве ж можно без юбки на людях появляться!
— Не без штанов же!
— Да барышне что в штанах, что без штанов — все едино! Чтобы каждый мог и ноги разглядеть! Ладно там в морозы девки деревенские портки под юбку надевают, так и то под юбку. А ты барыня.
— Глупости, — отмахнулась я.
— Оденься немедленно как положено, пока никто не видел!
— Ты же видела, — хмыкнула я. — В конце концов, если царице самой не зазорно было мужской костюм надевать, то почему мне нельзя.
— Да неужто царица так делала! Это ж курам на смех!
Понятия не имею, на самом деле, как одевались здешние царицы. Наша Елизавета любила и на маскарад в мужской костюм одеться, чтобы ножки показать, и гвардейский мундир нашивала. Но уточнять это, пожалуй, не стоило. Поэтому я, больше не вдаваясь в споры, направилась в сарай за инструментами. Марья запричитала мне вслед, но как-то без огонька, похоже, поняла, что бесполезно.
Работы было много, даром что обрезать придется по минимуму. Только сухие и поломанные ветки, да немножко проредить кроны. Если сделать сразу все как надо, учитывая, что садом несколько лет никто не занимался, есть риск ослабить деревья. Доведу до ума осенью, а может, и на следующий год только получится сделать все правильно. Но и сейчас срезанных веток будет немало, куда их девать? Сжечь?
Пожалуй, начну-ка я не с обрезки, а с ящика под компост. Понятно, что, пока не потеплеет, преть не начнет, но хотя бы появится место, куда ветки, слишком тонкие для печи, сложить, и золу, оставшуюся после щелока, вынести. Туда же очистки и объедки разнообразные, кроме мяса и рыбы, конечно. Впрочем, их Марья прекрасно скармливала курам.