Хозяйка заброшенного поместья

— И не пора ли звать доктора? — закончила я за него. — Не пора. Меня зовут Анастасия П... Павловна, — вовремя вспомнила я. — Вы — Виктор Александрович, мой муж. Сегодня седьмое капельника семь тысяч триста двадцатого года от сотворения мира. Вы довольны?

— Нет. Из-за вашего каприза мне пришлось ехать к вам самому.

— Могли бы и не ехать. Прислали бы еще раз того белобрысого нахала, он бы рассказал вам, что я в своем уме. Можно подумать, вам не все равно.

— Мне не все равно, что вы натворите, пока остаетесь моей женой. И, говоря начистоту, я не уверен, что звать доктора не следует. Позавчера вы пытались заставить Евгения Петровича скакать по табуреткам и не дали ему осмотреть ни Петра, ни Марью. Вчера накинулись на Ивана с молотком...

— Что? — Я едва не свалилась со стремянки от такого наглого вранья. В последний момент удержала веник, но брызги все же полетели, заставив Виктора отскочить. — Ваш разлюбезный Иван — врун. У меня, как видите, есть занятия поважнее и поинтереснее, чем гоняться за ним с молотком.

— Лазить по деревьям, окропляя их какой-то гадостью и одновременно демонстрируя всему свету свою зад... свои ноги?

Может, в самом деле его... окропить, чтобы испарился, аки бес после святой воды? Было бы что демонстрировать, в двух-то парах штанов, одна из которых на два размера больше нужного.

— Что-то кроме вас я не вижу желающих посмотреть, — фыркнула я. — И это не гадость, а бордоская жидкость.

— Что, простите?

Я мысленно ругнулась. Опять прокололась! Вряд ли тут существует провинция Бордо, в которой, по легенде, начали опрыскивать виноградники смесью извести и купороса, чтобы имитировать плесень на лозе и отвадить таким образом воров.

— Я не окропляю, а опрыскиваю.

— Не вижу разницы.

— И это не гадость, а смесь извести и медного купороса.

Судя по выражению лица Виктора, он был готов бежать за доктором прямо сейчас, поэтому я поспешила добавить:

— Она защищает от болезней растений, фито... — Опять чуть не спалилась! — Словом, разнообразных гнилей и...

Договорить я не успела. Увлекшись, я перенесла вес не на ту ногу, и стремянка отодвинулась от ветки. Я зашаталась. Веник, описав высокую дугу, устремился прямо к голове Виктора. Тот отскочил. Я судорожно ухватилось за первое, что подвернулось под руку, но ветка, за которую было так удобно держаться — пока я уверенно стояла, — не выдержала, когда я рывком повисла на ней всем весом. Захрустело, ломаясь, дерево, я завизжала и ухнула вниз.

Должна была бы ухнуть. Тело окутали голубые искры, на секунду я почувствовала себя легкой, словно пушинка, а в следующий миг меня поймали руки Виктора.

Я обхватила его шею, вцепилась, словно все еще падала.

— Держу, — шепнул он.

Дыхание согрело мне щеку. Карие глаза оказались слишком близко, заполнили собой весь мир. Сердце, еще не успокоившееся после падения, забилось вовсе как ненормальное. Перестало хватать воздуха, и разом пересохло во рту. Зрачки Виктора расширились, лицо приблизилось к моему, хотя, казалось, куда еще ближе.

В этот же миг напуганный моим визгом Мотя подскочил на всех четырех лапах разом, но вместо того, чтобы умчаться прочь, взлетел на яблоню, проскакал по ветке точно белка, снеся и без того опасно качавшееся ведро прямо на нас. Я хотела отдернуть Виктора с траектории падения, но он только прижал меня крепче, и получилось так, что, подпрыгнув на его руках, я притянула его голову, впечатав лицом точнехонько себе в грудь. Нас снова окутали голубые искры, ведро приземлилось мне на плечо — мягко, так мягко, что удара я почти не почувствовала.

Зато в полной мере ощутила, как ледяная жидкость окатила нас обоих.

23.1

Я бы заверещала снова — да дыхание перехватило от холода, как бывает, если разом бухнешь на голову ведро с ледяной водой. Только и смогла, что судорожно пискнуть, когда жидкость потекла мне за воротник.

Виктор аккуратно поставил меня на ноги. Снял с себя шапку, стряхнув в снег голубые капли. Сдернул с моего лица ткань, его прикрывавшую, достал из рукава носовой платок.

— Анастасия, вы неподражаемы. — светским тоном заметил Виктор, обтирая мне лицо. — Какого… гм. Вообще-то это обязанность мужчины закрывать жену от опасности собственным телом. С чего вдруг взбрело в голову вам, — он выделил голосом это слово, — закрывать меня в прямом смысле грудью?

Я пожала плечами. Нервно хихикнула.

— Но не могу сказать, что это было неприятно. — Внезапно он широко улыбнулся, и в этот раз дыхание у меня перехватило вовсе не от ледяной жидкости за шиворотом. Даже рот открыла, точно старшеклассница. —Несмотря на холод, которым вы меня обдали в прямом смысле.

— Я нечаянно, — пискнула я. Снова хихикнула — и рассмеялась.

Смеялась и смеялась, так что даже ноги ослабли — не вцепись я в его плечи, упала бы. И Виктор рассмеялся в ответ, так легко и беззаботно, словно его не обливали «какой-то гадостью». Отсмеявшись, я ткнулась лицом в его куртку.

— Я нечаянно, — простонала я.

— Не сомневаюсь. Иначе вы бы остались сухой, — хмыкнул он. — Пойдемте в дом, не хватало нам обоим простудиться.