— Выходит, мы в последний раз пируем в этом замке, — раздумчиво продолжала королева. — В Грейвилии все реже вспоминают серебряную кровь. Но уверен ли ты, что в роду Уэсли нет других наследников, кроме тебя?
— Уверен, — не моргнув глазом, ответил Уэсли.
Только тут до меня дошло, что речь шла обо мне, и меня охватило возмущение. Ну, дядюшка! Ведь врет и не краснеет!
Скорее всего, он хотел защитить меня от Мейвел. Или отчаянно пытался спастись сам — от ее волшебного очарования, этой сладкой и болезненной игры, ее мерцающей неуловимой улыбки, навевающей горячечные сны…
До всего этого мне было мало дела. Меня душила обида: издали подглядывая за чужим праздником, я вдруг ощутила себя потерянной как никогда. Словно все одиночество, накопленное за двадцать лет, разом легло мне на плечи. Родители, похоже, обо мне позабыли, дядя от меня отказался… Черт, зачем я вообще приехала в Думанон?! Внутри клокотал такой гнев, что он, казалось, пытался прожечь путь наружу. Поморщившись от боли, я потерла кожу между ключиц и, ойкнув, отдернула руку. Меня обожгла серебряная стрекоза.
Вряд ли в праздничном шуме могли услышать мой вскрик, но печальная женщина в сумеречных одеждах вдруг вскинула голову, а Мейвел обернулась к дверям, и в ее глазах зажглось темное предвкушение. Алые губы изогнулись в улыбке, такие яркие, будто они были вымазаны кровью, а не соком ежевики. Она медленно проговорила, обращаясь к Уэсли:
— Сдается мне, мой лорд, что ты забыл пригласить на пир еще кое-кого?
Теперь все они смотрели на меня. Дядя бросил короткий злобный взгляд и отвернулся, зато остальные приближенные королевы Мейвел бурно возликовали:
— Незваный гость — лучший гость! Она пришла незваной! Налейте ей вина! Пусть отведает нашего угощения!
Рыцарь с лосиными рогами приветственно грохнул кубком о стол. Давешние спригганы, недавно вдохновенно колотившие в барабаны, утянули со стола блюдо с фруктами и всей толпой потащили его ко мне. Я попятилась. «В доме фэйри не бери ни еды, ни питья, если не хочешь остаться у них насовсем», — вспомнились слова Амброзиуса.
Коротышкам-спригганам пришлось образовать живую пирамиду, чтобы поднять блюдо наверх. В дюйме от моего носа зависло нечто похожее на засахаренную сливу.
— Давай же, ешь! — послышался придушенный всписк откуда-то снизу. — В такую ночь невежливо отказываться от угощения!
Я попятилась, и вся «пирамида» протестующе загалдела: «Что за невежа! Она нарушает закон!»
Вдруг чей-то плащ взметнулся перед моими глазами, серебряная рука с зажатым в ней мечом описала сверкающую дугу, разметав вопящих спригганов в разные стороны.
— А ну, пошли прочь! — прогремело над ухом. Вероятно, таким голосом Эдвард Уэсли командовал своей бригадой в сражении.
Я бросила взгляд на Моранн — та, прижав руки к груди, что-то быстро шептала. Цепочка, на которой висела моя подвеска, вдруг лопнула, полоснув мне шею короткой болью, серебряная стрекоза сорвалась в воздух и обернулась миниатюрной девушкой в короткой тунике и легком хитиновом доспехе. Она быстро схватила меня за руку (к счастью, за здоровую):
— Бежим!
Мы с отцом успели обменяться только взглядом. «Беги!» — долетел от стола голос Моранн, не спускавшей с нас глаз. Мейвел, полыхая глазами, была целиком поглощена ссорой с Уэсли:
— Ты обманул меня! — вонзился мне в спину ее разъяренный вопль.
«Стрекоза» так дернула меня за руку, так что я чуть не ткнулась носом в камни, на ощупь казавшиеся мягким мхом. Мох пружинил под нашими ногами, когда мы неслись по тесным каменным коридорам. На стенах вспыхивали и гасли зеленые всполохи, а в ушах постепенно затихало веселье волшебного народца, которому я слегка подпортила праздник.
— Но она же знала! — возмущенно воскликнула я. — Она знала, что у Эдварда Уэсли есть дочь! Мы уже встречались… на Авалоне… на холме… Она знала!
Девушка-стрекоза, похоже, не владела речью. Однако в ее брошенном вскользь озабоченном взгляде я без труда прочитала: «Ловушка. Для Робина Уэсли. И для тебя, если поймают».
Мысль о дяде заставила меня остановиться. Чтобы перевести дух, я схватилась за стену:
— Что… она… может ему сделать?
«Стрекоза» пожала плечами: «Наложит проклятье. Или гейс. На него и на тебя тоже. Бежим. Ее Зверь где-то здесь».
Вместо просторного холла мы попали в какую-то каменную утробу, сплошь состоящую из лестниц и переходов. Я не помнила в Уйтборе такого места, но сегодня здесь все было не так! Все смешалось и перепуталось этой ночью. Будто замок вывернулся наизнанку, обернувшись ко мне другой — Чужой Стороной. Под ногами текли ступеньки, наверху была сплошная путаница из перекрещенных лестничных пролетов. Они медленно, рывками, двигались, словно мы находились внутри исполинского часового механизма. Мы то поднимались, то спускались, и вскоре я совершенно потерялась в этом движущемся лабиринте. Будь я одна, уже давно забежала бы в тупик, но «стрекоза» каждый раз безошибочно выбирала пролет, который ровно к нужному моменту совмещался с другим пролетом.