Хозяйка замка Уайтбор

— Кеннет! — Я больше не могла слушать, как он казнит себя каждым воспоминанием. Просто сердце разрывалось. — Ты не мог их спасти!

Мы уставились друг на друга, и я со страхом заметила, как в знакомых глазах снова разгорается зловещий драконий блеск:

— Ты так думаешь? — вкрадчиво спросил он. — Зря. Дракон — страшный противник, поверь мне! Я видел сацилийцев его глазами: жалкие фигурки в синих мундирах, скорчившиеся за камнями. Меня переполняла чужая сила. Я понимал: один мой вздох — и они исчезнут в огне. Даже пушки их не спасут. Пока они будут возиться с ядром, дракон просто сметет орудие к хренам вместе с расчетом. О, я много чего мог сделать! Я бы запросто вытащил из окружения Рамиреса со всеми его людьми. Вместо этого я спас только его дочь.

Я задыхалась от страха и осознания, как близко он подошел к тому, чтобы стать не-человеком.

— Ты же помнишь… что говорил Амброзиус? Хоть проклятье и разрушено, но Ограничение, свойственное любой магии, все еще действует: если ты убьешь кого-то, находясь в облике дракона, то навсегда останешься драконом!

Глаза Кеннета вспыхнули ярче. Я со злостью поняла, что чудовище, притаившееся в глубине его сознания, только этого и дожидалось! Оно нащупало слабое место моего друга и теперь запаслось терпением. У Кеннета просто сверхсильная потребность кого-то защищать. Рано или поздно он на этом попадется.

Мы помолчали, думая, вероятно, каждый о своем. Я слышала, как Кеннет вздохнул. Он высказал еще не все, что его тяготило:

— Я слишком хотел остаться человеком, но кто я теперь? Мне так хотелось вернуться домой, к тебе. Забыть Астилию как страшный сон. Я повторял себе, что это не наша война, не наша война. Только это невозможно — забыть. И уже ничего не исправишь…

Глава 12

Бал в Триверсе, воспламенивший воображение Кэролайн Полгрин и остальных девиц в округе (кроме меня), все-таки состоялся. Я долго колебалась, стоило ли туда ехать. Больная рука не позволяла мне танцевать, и вряд ли меня могло обрадовать зрелище, как Кеннет с Эстрельей кружатся среди других пар в плавном танце.

Однако я понимала, что если останусь дома, то эта картина весь вечер будет стоять у меня перед глазами, и я никакими силами от нее не избавлюсь. Уж лучше поехать туда и увидеть все собственными глазами, чем зря изводить себя печальными мыслями!

Мистер Уэсли в ответ на мою просьбу проводить меня на бал подарил мне из своих мрачных взглядов, которых у него был целый набор, от подавляюще-мрачных до мрачновато-снисходительных и мрачновато-насмешливых:

— На бал? И что мы с вами, двое калек, будем там делать? Подпирать стену? К тому же город далеко, возвращаться придется в темноте, да еще дождь может пойти…

Я подвела его к окну, чтобы он убедился в ошибочности своих прогнозов. Несколько дней подряд февраль, не желавший сдавать позиции, атаковал наши холмы колючими злыми ветрами, но под конец он смирился, и в округе установилась ясная, сухая погода, в которой явственно ощущалось пробуждение весны. По обочинам дорог лезла новая трава, на кустах бузины набухли почки, готовые брызнуть свежей зеленью.

Поворчав немного для порядка, дядя смирился (не столько ради меня, сколько потому, что хотел переговорить с кем-то в Триверсе). В дороге я жадно оглядывалась по сторонам, подмечая первые весенние признаки. Некоторые холмы сменили цвет с рыжего на зеленый, в палисадниках Кавертхола (из тех, что не заросли колючей ежевикой) задорно топорщились зеленые стрелочки первоцветов. Сонное оцепенение, которое туманило мне голову в Уайтборе, здесь, на свежем воздухе, словно ветром сдуло. Когда мы проезжали мимо Уил-Дейзи, я даже приподнялась в коляске от удивления: вдруг показалось, что валы лабиринта припорошило мелким снежком. В воздухе разливался таинственный тонкий аромат.

— Скаллария зацвела, — пояснил мой дядя и впервые за весь вечер улыбнулся. — Надо же, какая редкость! К завтрашнему утру, скорее всего, уже завянет… Хотите один цветок, приколоть к платью?

— Нет! — быстро сказала я, внутренне содрогнувшись.

Отчего-то вкрадчивый запах этих бледных цветов вызывал у меня отвращение. Не зря говорят, что скалларии пробиваются к нам с Той Стороны и долго в нашем воздухе не живут. Они были словно нежный и острый привет от Королевы, этакое изящное напоминание, что она всегда где-то рядом и следит за нами.

В последние дни Босвенского зверя слышали трижды. «Не иначе, к смерти», — шептались в деревне. Мне того не рассказывали, но я сама подслушала: кое-кто не верил, что я оправлюсь от лихорадки. Когда я, вопреки печальным прогнозам, снова принялась разъезжать по округе, суеверные фермеры переключили внимание на мистера Уэсли. Говорили, что он неспроста сидит в замке, как сыч, и почти перестал появляться на людях. Даже флегматичный Дуайт поддался всеобщему настроению:

— Милорд очень переменился, — качал головой старик. — Будто она оставила на нем свою отметину.

— Прекратите! — сказала я резко и зло, повысив голос от страха: — Как вам не стыдно распространять подобную чушь!

Потом я пыталась загладить свою резкость, но Дуайт еще долго на меня обижался: