Хозяин

— Я научился приносить пользу в лаборатории.

Птицы Роколла, за которыми дети следили краешком глаза, — ибо они всегда следили за птицами, — казались до странности несовместимыми с миром, в котором они вдруг очутились. Маленькая черно-белая гагарка со свистом порхнула мимо, произвела торопливый вираж, используя лапки вместо рулей, и плюхнулась на воду. В отсутствие ветра морские птицы снимаются с места и садятся с меньшей, чем обыкновенно, грацией. Гагарка поплавала, словно пробка, покачиваясь, как яичная скорлупка или кулик-плавунчик, и вдруг нырнула. Сию минуту плыла по воде и вот — резкий нырок и нет ее. Сгинула с глаз долой, оставив в кильватере пузырьки, словно она в погоне за рыбой улетела на крыльях под воду. Но дети почти и не заметили ее.

— Как Хозяину удалось заполучить всех этих людей?

— По объявлениям. Мистер Фринтон, к примеру, откликнулся на объявление в «Таймсе», и я провел с ним в Белфасте предварительную беседу.

— То есть вы просто дали объявление, что вам требуется пилот?

— После второй войны он оказался не у дел, поскольку единственное ремесло, какому его обучили, это убивать ближнего. Баловался контрабандой, участвовал в продаже самолетов Израилю. Так, — мелкий исполнитель.

— Мы считаем мистера Фринтона очень хорошим человеком и верим тому, что он нам рассказал.

— Человек он прекрасный.

— А вы сами на чьей стороне — его или Хозяина?

Китаец на некоторое время задумался.

Затем осторожно сказал:

— Вы, разумеется, понимаете что всякая доверительность, равно как и интриги, весьма затруднительны в ситуации, когда сознание каждого открыто для проверки.

— Вы любые распоряжения Хозяина исполняете?

Желтое лицо Китайца казалось лишенным всякого выражения, при том, что шаг, на который он все же решился, мог стоить ему жизни, ибо Китаец ответил:

— Нет.

— Я же знала, что нет! — воскликнула Джуди. — Не мог он подарить нам Соловья, если бы не был нашим другом.

— Или столкнуть нас с обрыва?

— Я выполнял приказ, — пояснил Китаец.

— Значит, когда вам приказывают стрелять в детей, — сказал Никки, — вы стреляете.

— Если вы примете во внимание все, что узнали от мистера Фринтона и от меня, вы, возможно, поймете, что положение наше нельзя назвать легким. В присутствии Хозяина я редко, что называется, «принадлежу сам себе».

Они замолчали, думая каждый о своем.

Гагарка после очередного нырка вновь всплыла на поверхность, поглядывая через плечо и потряхивая головой. Она всплыла так близко от них, что они различили белую полоску на клюве, вроде повязки на рукаве офицера. И на крыле у нее имелось подобие нашивки.

«Нет, — думал Китаец, — больше мне их пока подталкивать не стоит.»

Глава двадцатая Среда, восход солнца

В общем и целом, Шутька была довольна жизнью, поскольку близнецы были рядом, но и у нее имелись свои тайные горести. Кормиться на острове приходилось по большей части консервами, которых она терпеть не могла, а любимейшее из ее блюд было и вообще недоступно. Больше всего на свете Шутька любила копченую селедку. Каждую среду, — на следующий день после визита рыбного торговца, — в Гонтc-Годстоуне к завтраку всегда подавалась селедка. Для Шутьки это событие превращало среду в «красный день календаря», от которого велся отсчет недели. Не было селедки, не было и среды. В итоге весь календарь у нее сбился, как если бы Шутька была священником, у которого отняли воскресенье.

Сегодня как раз и была среда, и Шутька проснулась рано. Ей приснился мусорный ящик, доверху забитый похожими на гребешки селедочными скелетиками, — сзади у каждого оставался хвост, смахивающий на пропеллер игрушечного аэроплана, а спереди — золотистая головка с выпученными глазами и обиженным ротиком. Шутька проснулась, еще ощущая божественный запах, и подумала: «Лишь это вспомните, узнав, что я убита: стал некий уголок, средь моря, на чужбине, навек селедкою».