Хозяин

— Как тебе только в голову пришло выпустить «Огонь жизни»? — простонала Гончая и наконец вяло пошевелилась. — Сам едва не сгорел! Совсем дурак! Ты о чем думал, когда собирался развалить это капище по камешку?! Я, между прочим, еще домой намереваюсь вернуться. Вот была бы у тебя на руках жалкая, обугленная, противно воняющая…

— Белка!

— Точно, — притворно вздохнула она, пытаясь повернуться на бок, но смогла лишь чуть приподнять лицо и уткнуться ему в грудь. — Я же говорила, что меня сложно убить! Так что не надейся — не помру вам на радость. Тебе придется еще помучиться, и немало… ох, как жжется! Между прочим, это все братец твой виноват! По его же вине мою шкуру не каждой стрелой проткнешь и далеко не каждым мечом поранишь! Этот некоронованный урод, чтобы ты знал…

Темный эльф, внезапно ожив, с тихим стоном наклонился и обнял ее так крепко, как только смог.

Боги, боги, боги… Она все-таки живая! Почти невредима и снова, как водится, язвит из последних сил! Кажется, Лабиринт не смог ее забрать! Не сумел сломать возведенные наследником трона барьеры! Не смог переломить его волю и его защиту вокруг этой маленькой, двуличной, но совершенно замечательной Гончей, от присутствия которой можно действительно сойти с ума.

О владыка! Что же Талларен вложил в свою лучшую игрушку?! Какой неимоверной силой наделил эту измученную девчонку, которая сумела в который раз вырваться с того света?! Какие же руны на ней горят, если она способна делать такие потрясающие вещи?!

— Белка…

— А?

— Ты правда живая? — простонал Таррэн, бережно держа ее на руках и жадно вдыхая запах ее пышных волос. Боги, как она пахла! Как умопомрачительно пахла медом и угрозой! Век бы сидел и наслаждался, даже если бы это грозило страшными муками! Но какое же это счастье — просто быть рядом и знать, что с ней все в порядке! Чувствовать, как колотится суматошное сердце, слышать неповторимую музыку ее голоса, привычно сдерживать желание приникнуть к ее губам и жадно пить, пить, пить ее вкус, ее запах, вбирая в себя всем существом.

Нет. Кажется, это он умер и только что воскрес! Кажется, это он сейчас не дышал, это он пропадал в темноте и угасал на глазах. И пусть это никогда не станет настоящим, пусть она никогда его не примет… ничего, лишь бы не прогнала. Лишь бы осталась рядом еще на мгновение. Хотя бы на краткий миг, и этого хватит.

Таррэн, забывшись, коснулся губами ее волос и снова с наслаждением вдохнул их запах.

Живая…

Белка сердито фыркнула, но брыкаться не стала: устала. Вместо ответа она по-хозяйски пристроила голову на его плече и блаженно замерла, словно не замечая, что его пальцы нежно перебирают короткие пряди одну за другой, а временами и вовсе легонько гладят кожу на щеках. Его глаза горели непонятным красновато-зеленым светом. От них шло ощутимое тепло, и ей было хорошо. Спокойно, уютно, просто замечательно. И в этот момент она не пожелала разрушить чужую, искреннюю и нескрываемую радость. Потому что хотя бы раз, один-единственный раз в жизни можно было позволить себе эту крохотную слабость.

— Живая, — промурлыкала Гончая, сладко жмурясь, как самая настоящая кошка. — Я умею на время отключаться и играть в жука-притворяшку, имитирующего смерть. Это позволяет не тратить силы и переждать даже такую гадость, как метель и обледеневшая чешуя на боках. Но кто бы мог подумать, что питоны окажутся настолько уязвимы к холоду?

— Но как, Бел? — прошептал темный эльф, тихонько потеревшись носом о ее макушку.

— Ты ведь видел, что со мной сделали?

— Да, — тихо вздохнул Таррэн, все еще не в силах поверить.

— Твой брат не хотел, чтобы кто-нибудь испортил его любимую игрушку. И выложился так, как, наверное, никогда в жизни, так что теперь на мне горит много рун, ушастый. В том числе и те, которые защищают от вашей магии. Более того, на меня вообще ни один маг не способен воздействовать: ни во вред, ни на благо. И только для наследников Изиара я более открыта. Правда, лишь тогда, когда мне не желают причинить боль. То есть ты можешь вылечить мне маленькую ранку, как это случилось на заставе, помочь вправить сломанную руку, даже восполнить мои силы, если приспичит, но не более. Если вздумаешь ударить, руны отторжения вернут этот удар, усилив его в несколько раз. Решишь наложить чары, и они просто соскользнут. Соберешься поранить, и ничего из этого не выйдет. Думаю, Талларен опасался мести от «дорогих» родственников за такую подставу. Но в то же время не хотел, чтобы я бездарно погибла. Потому и выбрал такое странное решение: избавил меня от магии людей, гномов и перворожденных, но оставил небольшую лазейку для единокровных родичей, которые хоть и не смогли бы причинить мне вред, вполне способны оказать посильную помощь.

— Хочешь сказать… — странно дрогнул эльф, — кровь Изиара позволяет мне быть с тобой рядом?

— Ну ты ведь здесь? И еще живой. Даже успешно сопротивляешься, хотя любого другого на твоем месте уже скорчило бы от боли. Здорово, да?