Хозяин

– Ну слава богу. А теперь очнись, пожалуйста, и постарайся больше не умирать, ладно? Я попробую раздолбить это проклятое зеркало, пока еще могу ползать. А ты лежи, ушастый. Переваривай и набирайся сил. Главное, раны заживи, не то мне потом придется тебя на руках нести, а я, знаешь ли, не нанималась.

Белка, бережно погладив его щеку и с нескрываемым облегчением подметив разумную искорку в широко распахнутых глазах, с трудом поднялась, а затем поковыляла в сторону портала.

Кажется, этот нелюдь забрал все, до чего смог дотянуться. Выдоил, как корову, налопался магии от пуза, а теперь спешно лечится. Гад! Она едва ходит, ноги трясутся, да тут еще сторонние наблюдатели присутствуют и молча комментируют происходящее.

– Чё уставился? – огрызнулась она на сверкающего глазами владыку, который так и висел внутри застывшего зеркала, как примороженный. Ни сюда войти, ни обратно дернуться. Просто влип, как муха в патоку, и теперь мог лишь бессильно смотреть, как какая-то паршивка портит ему все планы.

– А пошел бы ты! – измученно пошатнулась она. – Завидно стало, да, что не тебя поцеловала? Вон как зашевелился… Вот тебе, уродище! Неча на меня свои причиндалы нацеливать, я и получше видела! Наврал всем с три короба, шиш показал, обвел вокруг пальца и думаешь, тебе это с рук сойдет?

Гончая вяло размахнулась и стукнула по переливающейся огнями поверхности зеркала отравленным кинжалом. Торк, даже не поцарапала! Вот до чего довели дрянные эльфы!

Она размахнулась посильнее и ударила снова, но немного перестаралась и вместо портала едва не ткнулась носом в наполовину ожившего эльфа. Как раз возле мускулистого бедра, от которого даже тепло почти ощутила. После чего шарахнулась прочь, подметила язвительную насмешку в зеленых глазах и мгновенно рассвирепела: на зеркале снова не осталось ни единого следа.

– Думаешь, самый умный?! – зашипела Белка, от души вдарив рукояткой точнехонько в пах.

Изиар инстинктивно дрогнул, порываясь прикрыть уязвимое место, но не смог, и как-то разом сдулся. Особенно после того, как напротив указанного места пробежала тоненькая сеточка трещин. Правда, на большее Белку не хватило: слишком ослабла. В раскосых глазах эльфа проступило откровенное злорадство, но затем беспокойство в них разгорелось с новой силой, потому что Белка мстительно прищурилась и негромко зарычала. А потом от души замахнулась и…

Ее рука утонула в широкой ладони.

– Давай я попробую, – ровно сказал поднявшийся Таррэн, отобрал у нее нож, отбросил пропитанное подозрительными капельками лезвие, и, переведя тяжелый взгляд на зеркало, на мгновение встретился глазами со своим прародителем.

Белка улыбнулась, с нескрываемым облегчением оглядев остроухого напарника и найдя вместо страшных ран лишь безобразные, совсем свежие рубцы. Большего он себе не позволил, хотя кости наверняка ломило, суставы ныли, разорванные мышцы зудели и отчаянно просили об исцелении. Он был истощен, с головы до ног покрыт засохшей кровавой коркой. Невероятно уставший и очень, очень злой. Но все равно нашел в себе силы подняться, встал рядом с Гончей плечом к плечу, всмотрелся в ненавистное лицо темного владыки – свое собственное лицо, от которого его порой мутило. Покачнулся от внезапно накатившей слабости, плотно поджал губы, немного помолчал. Повторил про себя то, что увидел и сумел понять недавно. Затем перевел взгляд на пылающие тексты хроник, победно горящих его собственной кровью. Мысленно извинился перед орденом. Подцепил дрожащими от слабости пальцами тускло светящееся кольцо Изиара, перехватил прямо в воздухе… а затем со всего маха ударил им по пугливо задрожавшему отражению.

Говорят, родовой перстень эльфа непросто уничтожить. Только слово разрушения способно раздробить не просто камень, а кольцо в целом – вместилище духа перворожденного. Да и то если было произнесено эльфом не меньшей силы и только при том условии, что убийца страстно желает гибели своего собрата. Это закон, преступить который не под силу никому из живущих.

И сейчас Таррэн неистово желал этого – настолько, что был готов на убийство собственного прародителя. Он ненавидел его сейчас, хотел видеть его смерть собственными глазами, имел достаточно сил. И, повинуясь воле хозяина, древняя магия сорвавшихся с его губ слов с легкостью вошла в изувеченный Гончей перстень.

Лабиринт задрожал так, словно его трясла великанская рука. Он застонал, почти заплакал, когда в его недрах закрутился гигантский вихрь внезапно высвободившейся силы. Мгновенно почувствовал, как исчезают навязанные много веков назад узы и как страшно кричит прежний хозяин, корчась и умирая миллионы раз каждую бесконечно долгую секунду.