Хозяин

Таррэн лишь рычал сквозь плотно сомкнутые губы.

Он не смог бы ее выронить, даже если бы захотел: пальцы просто не гнулись. Зря она просила, умоляла. Но даже если бы руки могли шевелиться, он бы сделал лишь одно движение – перехватил ее поудобнее, чтобы не потерять по дороге, и прижал к себе так крепко, как только позволила совесть. Он не мог ее оставить, потому что это значило бы оставить свою душу. А потому упорно тащил на себе, боясь только одного: что ледяной плен скует ее слишком сильно и в один прекрасный момент уже не позволит сделать вдох.

Весь окружающий мир сузился для него до крохотного островка длиной в один неимоверно долгий шаг. Спереди, казалось, намело целые горы снега, громоздящиеся одна над другой так плотно, словно готовились погрести под собой дерзкого нелюдя с головой. И с каждой минутой они становились все выше, круче и неприступнее. Только в паре шагов за спиной еще виднелась проторенная им дорожка, но и она стремительно исчезала за густыми белыми облаками.

Отчаявшись разглядеть хоть что-то, Таррэн в конце концов прижался лбом к холодной щеке Белки, закрыл глаза и лишь пытался уловить ее дыхание, которое опять стало ненормально редким. Прочная чешуя сжималась вокруг нее подобно смертельной удавке, и очень скоро должна была прекратить мучения.

По щеке Белки скользнула крохотная слезинка, но мигом застыла блестящей драгоценностью, заставив эльфа несильно вздрогнуть и поднять голову: Гончая прекрасно понимала, что происходит.

«Уходи! – молча кричали ее глаза. – Ты еще можешь! Не трать силы!»

«Нет, – подумал он, остро жалея, что не может даже пошевелить губами. – Ни за что».

«Болван!»

«Ну и пусть».

«Таррэн!..» – Белка едва не взвыла, но смогла лишь судорожно вдохнуть и с каким-то злым удовлетворением констатировать, что ее время все-таки закончилось. Не слишком-то его оказалось много, не слишком оно было хорошим. Зато теперь ей больше не придется мучиться ни с узами, ни с проклятием своим, ни с дурным нелюдем, который так мало ценит столь редкую в наши дни изиаровскую шкуру. К тому же Крикун, сам того не зная, оказал остроухому услугу, потому что упрямому идиоту все равно придется ее бросить: тащить труп, шагая по грудь в обледенелом сугробе, мог только безумец. Но тут уже нечего жалеть и не на что надеяться. Придется ему смириться и дальше идти одному.

«Я больше… не могу… дышать… брось!»

Она на мгновение замерла, во второй раз за последние сутки ощущая дыхание Ледяной богини, сделала еще один долгий выдох и наконец застыла, невидяще уставившись перед собой. Какое-то время ее сердце еще трепетало, отчаянно не желая сдаваться, но потом веки плавно опустились, зрачки резко сузились, а затем начали медленно расширяться. Перед глазами у Белки все поплыло, сознание помутилось, куда-то исчез страшный холод. Пришло мягкое, живое, долгожданное тепло. Блаженное тепло, которого она почти не знала.

Таррэн, почуяв неладное, тоже остановился и с тревогой всмотрелся в припорошенное снегом лицо, затем приложил ухо к груди, к губам. И внутренне похолодел: Гончая действительно не дышала.

– Белка? – хрипло прошептал он. – Белка! Очнись! Ты меня слышишь?! Белка!!!

Она не пошевелилась. Казалось, она просто уснула, но у эльфа что-то оборвалось внутри: не умела она сдаваться, не могла просто так забыться и оставить его умирать одного. Нет, только не она!

– Белка!

И снова тишина. Ни шороха, ни вздоха, ни мимолетной улыбки на посиневших губах. Только еще одна слезинка скользнула по щеке да медленно угасли голубые радужки, красноречиво свидетельствуя: все закончилось, и это совсем не сон.

Она не вздрогнула даже тогда, когда он со стоном прижался к ее губам в безумной надежде вдохнуть в нее жизнь. Не почувствовав тепла, Таррэн содрогнулся от ощущения непоправимого: перед ним была статуя – холодная, неподвижная и… мертвая.

Таррэн застонал уже вслух, шаря по равнодушному снегу полубезумным взглядом. Он стоял, опасно пошатываясь, в самом центре бушующей бури. Не чувствуя колючих льдинок, впивающихся в щеки. Не видя ничего вокруг. Не замечая, как из многочисленных порезов сочится кровь. Только на душе вдруг стало оглушительно пусто и почти так же холодно, как в проклятом Лабиринте.

Белик… Белка… малыш…

Лабиринт пугливо притих, ощущая отголоски горя хозяина, но Таррэн уже ничего не видел: упав на колени, он вжался лицом в заледенелый доспех Гончей и тихо застонал, понимая лишь одно: он опоздал.

«Белка…»

Где-то неподалеку злорадно расхохоталась извечная тоска.

– Будь ты проклят! – неистово выдохнул темный эльф, вдруг вскинув запорошенное снегом лицо к потолку. Внутри него шевельнулась потревоженная сила. И послушный «Огонь» заструился по венам, с ревом выжигая поселившийся там холод.