Хозяин Амура

— Не могу я говорить о том, — с сожалением отвечал Строганов, причем Смирнов понял, что сожаление это искреннее. — Верно, есть на Москве сила, с коей мы заодно.

— Погоди теперь, Даниил Иванович, да скажи мне. — Полковник устало потер виски. — Ко мне зачем ты явился? Чем я тебе могу помочь? Я не князь, и без его на то дозволения я ничего не смогу сделать.

— Ведомо мне оное, — кивнул Строганов, первый раз позволив себе улыбнуться. — Не стану же я тебя на службу звать да измену в сердце златом отворять.

— Злата на то не хватит, — фыркнул Лопахин с негодованием.

На улице тем временем начинался дождь — с ворчавшего далекими громовыми раскатами неба стали падать первые тяжелые капли. Шлепались они и сквозь открытые оконные проемы. Вскоре зашумело вокруг — дождь усиливался, а кроме того, поднялся ветер, и сразу потянуло прохладой. Послышались выкрики да смех — люди старались укрыться от потоков воды, льющей с неба, под любым навесом или успеть забежать в дом или амбар.

В светлице ангарцам пришлось закрывать ставни и зажигать фонарь, висевший над столом. Вскоре ровный свет залил комнату, разом осветив ее. Евгений видел, как внимательно смотрел Даниил и на то, как он зажигал спичку, и на сам фонарь, называемый «Летучая мышь», — понравился он уральцу, без сомнения.

— Знатный ливень, и гроза будет, — заметил бывший морпех-новгородец.

— Это точно, — согласился Смирнов.

Строганов, уязвленный тем, что какой-то дождь занял внимание ангарцев, шумно встал с места и принялся прохаживаться у стола. Спустя минуту он резко остановился, вздохнул и с вызовом произнес:

— Полковник, не станешь же ты сидеть в Кореле долгие лета? Да и Сокол не станет же сию землицу под свою руку брать?

— Москва ведь отказалась от нее. Разве нет? — прищурился полковник, с интересом посматривая на молодого человека.

— Не Москва то сделала, а шайка боярская да пес Морозов! — выпалил Даниил.

— Значит, твой человек в Москве — Никита Романов? — широко улыбнувшись, проговорил Андрей. — Вот только зачем надо Соколу трон предлагать? Это проверка такая?

Строганов тут же сел на стул и с кислой ухмылкой еле слышно сказал:

— Умен ты, да ведомы тебе дела московские… Никита Иванович, как есть, проверку учинить решил. Что Сокол ответит? — вперился он взглядом в ангарца, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.

— Да не волнуйся ты, — усмехнулся Смирнов. — Откажется он. Не нужон ему московский трон — у нас дел на Востоке по самое горло. Одолевают!

Строганов просветлел лицом:

— Дай-то Бог! Коли так, Никита Иванович доволен вельми будет.

— Ну вот, а то злата предлагать собрался… — заулыбался и Лопахин.

— А то и стану! — воскликнул Даниил. — Ежели Корела к нам отойдет, останешься на воеводстве? — Строганов уставился на полковника.

— Если Сокол позволит, — тут же нашелся Андрей.

После этого Даниил доверительным тоном рассказал ангарцам о планах уральских олигархов. Как оказалось, Никита Романов изрядно опасался предлагаемого Строгановыми в союзники «подымающего голову восточного великого князя Сибири», который мало того что уже проник на Русь цепочкою факторий, да получив в Москве свой двор, мало того что активно участвует в дележе Эстляндии, посылая на шведскую войну своих солдат для помощи королю Кристиану Датскому, так он же с легкостью берет шведские крепости в корельских землях и обосновывается там крепко. И ежели сейчас он не слушает приказов пса Морозова, да будет ли он слушать указы нового царя, коего Земский собор изберет? И ведь бают, что-де знак Сокола на нем, знак Рурика.

— Да не охоч Сокол до трона московского! — отмахнулся от Строганова Смирнов.

— Никогда о том и слова не было сказано, — кивнул Лопахин.

— Что же, тогда Никита Иванович сам слова нужные найдет, чтобы дела обчие завесть. Для прибытку вящего да для всех, — с торжеством в голосе сказал Даниил, снова встав с места.

Эстляндия, Феллин — Пернов

Сентябрь 7154 (1645)

Стены и башни пограничного городка, основанного еще рыцарями-меченосцами в тринадцатом веке, пребывали в плачевном состоянии. Проще сказать, их и не было вовсе — лишь только завалы битого камня, а кое-где сохранившиеся укрепления могли, при достаточном воображении, дать некую картину былой крепости. Три войны — Ливонская, польско-шведская и русско-польская начала века, пронесшиеся по этой земле, немногое оставили после себя в целости. Замок Феллина, многажды переходивший из рук в руки — русские, польские или шведские, значительно пострадал, но все же не настолько, что в нем было нельзя разместить гарнизон. Располагался тут и воевода князь Никита Самойлович Бельский, не желавший жить в городе. Три сотни драгун, находившиеся под командой капитана Оле Нильсена, датчанина на русской службе, расквартировались на зиму на окраине, где было много пустовавших домов. Вообще жителей в Феллине было очень мало, Никита Самойлович насчитывал их чуть менее тысячи.

— Да и чумные они какие-то… — говорил он Павлу Граулю, гостившему у него вместе с дюжиной новгородцев с Эзеля. — Волками смотрят, будто это я сей городишко до такой мерзости довел!