— Пу-ушки… Сейчас гляну. — Ангарец подвинул к себе бумаги, лежавшие перед ним. — Литые, гладкоствольные… Есть на продажу четыре с половиной десятка: крепостные и полевые, гаубицы и мортиры, а в придачу и ангарские боеприпасы к ним. Сам знаешь, каждый ангарский снаряд стоит доброго десятка иных. А то и больше.
— Знаю, княже. — Дмитрий аккуратно поставил ополовиненную чашку чая на блюдце и со всей серьезностью посмотрел на собеседника. — Плату, тебе нужную, тоже знаю.
— Это какую же? — изобразил удивление Вячеслав.
— Людишки, — усмехнулся уралец. — А иной платы тебе и не надобно.
— Верно говоришь, — подливая ароматный напиток в чашку Строганова, проговорил Соколов. — А у Никиты Ивановича, знаю я, земли имеются, обширные и богатые?
— Мы поняли друг друга, — прищурившись, сказал уралец, добавив в голос немного холода. — А число душ за кажный мушкет и пушку оговорим особо. И еще…
— С тобой, Дмитрий Андреевич, дела вести приятно, — произнес Вячеслав. — Извини, что еще?
— А еще Никита Иванович, коли государем на Руси станет, а оное так и будет, стребует с тебя землицы в Ливонии, — заявил Строганов.
— Вот как? — изумился Соколов. — А ежели я не отдам просто так?
— А он не просто так стребует, — пояснил гость. — А взамен даст землицы на сибирских украйнах. Ну почто тебе ливонские земли? Далече отсель до них, да и через всю Русь иттить надобно. И за Корелу Никита Иванович тебя пожалует.
В зале воцарилась тягостная тишина. Соколов крепко задумался и спустя некоторое время проговорил:
— С тобою на Русь по весне мой человек пойдет, он будет с Никитой Ивановичем о том говорить. Нам нужны гарантии.
После Соколов пытался расспросить Строганова про Никиту Ивановича Романова, чтобы получше узнать этого человека. Уж непонятно, хитрил ли уралец или правда мало чего ведал о будущем царе, но в целом Вячеслав не узнал ничего нового. Да, Никита явный западник, и патриарх его не жалует, но выберут именно его. Так что после венчания на царство от нового государя обязательно жди нововведений, причем в различных областях. Кстати, тот самый ботик, что вдохновил юного Петра, который впоследствии стал первым императором всероссийским, принадлежал именно Никите Ивановичу. Так что, быть может, теперь и самого Никиту какой-нибудь ангарский буксир вдохновит?
— Ну ладно, — задумчиво проговорил Вячеслав. — Что там у нас далее? Пароход тебе зачем? Им трудно управлять будет, долго учиться, а ежели поломается что-нибудь у него? Кто чинить будет?
— А ты… — начал было уралец, несколько сбитый с толку напором князя.
— Своих людей не дам! — отрезал Вячеслав. — А кран тебе на кой? У тебя людей много — управишься. А кран надо постоянно проверять, чинить, смазывать. Ему уход нужен.
— Ясно, князь, — нахмурился уралец. — А что прожекторы, продашь ли?
— Обменяю! — кивнул Вячеслав. — Управляться с ними легко, а польза от них немалая.
— Думал уж о том, — проговорил Строганов, отпивая чай. — Видал, как евонный свет далеко бьет.
Когда чай был допит, Соколов предложил своему собеседнику пригласить людей, нужных для составления договоров, которые до поры ожидали за дверями зала. Вскоре вошли Кабаржицкий и двое дружинников, а за ними трое уральцев с бумагами. Как и думал Вячеслав, один из них, тот самый боярин «с хищным взором», оказался доверенным лицом Никиты Ивановича Романова. При нем были все необходимые для составления документов печати, а также бумага, подтверждающая его полномочия. В отличие от Строганова, который легко мог заключить договор, просто ударив по рукам, Никита Иванович, следуя европейской традиции, предпочитал оформление их на бумаге. Честно сказать, ангарцам такой подход был ближе.
— А для начала, князь ангарский и амурский Вячеслав Андреевич Сокол, — начал говорить боярин, — надобно тебе от престола московского учинить отказ свой, на все времена, — его голос, требовательный и строгий, гулко разносился в просторном помещении, — дабы не было от тебя подвоха какого.
Тут уж Вячеслав по-настоящему оскорбился. Он уж хотел было дать весьма жесткую отповедь этому крючконосому посланцу — нахальные слова его едва ли не единственный раз за долгие годы вывели Соколова из себя, — ситуацию разрядил Кабаржицкий, вовремя успокоив своего старшего товарища. Он указал боярину на стоявший в стороне стол, за который ему следует сесть и ожидать князя, а сам сел напротив начальника и, похлопав его ладонью по крепко сжатому кулаку, произнес негромко:
— Не заводись, Слава! Что ты вдруг? Неужто выдержка ослабла? Он не виноват — это обычная и логичная в данном случае подстраховка! Расслабься!
— Да, пошаливают нервишки, — взяв себя в руки, уже спокойным тоном произнес Вячеслав. — Спасибо, Володя.