Хозяин Амура

Снижаясь для посадки, «Орёл», казалось, зависал над Ангарой, оглашая всё вокруг шумом работающего винта и рокотом двигателя, и вскоре лыжи коснулись снежного наста — раз, другой, будто пробуя его на прочность. Погудин посадил биплан без единой помарки. Постепенно сбавляя скорость, машина проехала мимо восхищённых ангарцев, мимо группы инженеров и вскоре, резко набрав скорость, с шумом вновь устремилась в небо. Ещё около получаса Иван летал над посёлком, тайгой и широкой лентой реки, сжигая драгоценное горючее — что же его теперь жалеть?! Воистину, это был великий день для всех ангарцев! И даже Владимир Рудаков, наконец, позволил себе принять участие во всеобщем праздновании, продолжавшемся до глубокой ночи, и вновь не обошлось без фейерверка.

Раннее утро следующего дня.

Вячеслава разбудили, когда на улице было темным темно — посланный дежурным радистом паренёк-стажёр примчался к дому Соколова и передал через сидевшего при входе охранника:

— Необходимо прибыть в радиокомнату для срочных переговоров с Новоземельском!

Дарья успела застать мужа перед дверью в коридор, спустившись сверху — Вячеслав уже надевал тёплые сапоги.

— Что случилось, Слава? — спросила она с волнением, щурясь от света подвешенного фонаря.

— Да ничего! — нахлобучивая меховую шапку, отвечал муж. — Радек опять наверное что-нибудь придумал среди ночи, теперь хочет поделиться.

— За ним это водится, — зевнув, проговорила Даша. — Не задерживайся только…

Только теперь Соколов решил обидеться на старого товарища, высказать ему в шутку, конечно, пару ласковых. Да тут же забыл о своём решении, едва только толкнул дверь. Дверь поддалась с трудом, а в лицо вместе с тугим и холодным ветром бросился ворох колючих снежинок. Один из охранников-дауров, из которых состоял рядовой и сержантский состав кремлёвского гарнизона, подняв воротник, проследовал за Вячеславом, прикрывая лицо рукавицей и что-то шипя на своём языке. Ночью поднялась сильная метель и упала температура, что было привычным явлением для марта, да и в апреле, бывало, вместо ожидаемой оттепели мог вдарить мороз и высыпать снег. С некоторым трудом, из-за дующего в лицо сильного ветра, Соколов добрался до двухэтажного здания клуба, на втором этаже которого располагалась радиостанция, комната отдыха радистов, небольшое общежитие и учебный класс радистов-стажёров. Амурец, первым поднявшись на крыльцо, потянул на себя массивную ручку входной двери, которая была обита по краям кожем для защиты от сквозняка. Войдя в «предбанник», где, в отличие от улицы, царила тишина и покой, они оставили верхнюю одежду, и вошли в едва освещённую прихожую, откуда тянулся полутёмный коридор. Там, впереди, бил яркий свет из открытой двери радиокомнаты.

— Максим, ну что там такого срочного? — выкрикнул Соколов, направляясь туда.

— Товарищ Радек вызывал! — тут же показалась из дверного проёма вихрастая голова стажёра. — Ждёт…

— Сеня, сядь, попей чайку, — войдя в комнату, предложил охраннику Соколов, уже давно уяснивший, что отправлять того спать дело пустое… Инструкции начальника гарнизона амурские гвардейцы выполняли беспрекословно, не взирая на чины.

— Ну что тут… Ангарск на связи! Соколов слушает! Приём! — Вячеслав сел в освобождённое радистом кресло у рации.

— На связи Новоземельск! Радек! Приветствую, Слава! — голос профессора показался начальнику взволнованным.

«Ну точно, что-то придумал» — подумал он и усмехнулся:

— Даже про самолёт не спросил…

— Слава! — продолжил Николай Валентинович. — Она… Ты… Срочно приезжай! Немедленно приезжай!

— Николай, что с тобой? — опешил Соколов, услышав сильно волнующегося профессора. — Приём!

— На связи! Самолёт летает?! Вот как погода уляжется — сразу прилетай! Всё, жду! Конец связи…