Хозяин бани и огорода

Шукшин Василий Хозяин бани и огорода

Василий Шукшин

Хозяин бани и огорода

В субботу, под вечерок, на скамейке перед домом сидели два мужика, два соседа, ждали баню. Один к другому пришел помыться, потому что свою баню ремонтировал. Курили. Было тепло, тихо. По деревне топились бани: пахло горьковатым банным дымком.

- Кизяки нынче не думаешь топтать? - спросил тот, который пришел помыться, помоложе, сухой, скуластый, смуглый.

- На кой они мне...- лениво, не сразу ответил тот, который постарше. Он смотрел в улицу, но ничего там не высматривал, а как будто о чем-то думал, может, вспоминал.

- А я не знаю, что делать. Топтать, что ли...

- Наплавь из острова да топи.

- Не знаю, что делать... Может, правда, наплавить.

- Конечно,

- Ты будешь плавить?

- Я, может, угля куплю. Посмотрю.

- Наверно, наплавлю. Неохота этими кизяками заниматься.

Тот, что постарше, спокойный, грузный, бросил под ногу окурок, затоптал. Посмотрел задумчиво в землю и поднял голову...

- Хошь расскажу, как меня хоронить будут? - Чуть сощурил глаза в усмешке.

- О! - удивился сухой, смуглый.- Ты что?

- Хошь?

- А чего ты... помирать-то собрался?

- Да не собрался. Я туда не тороплюсь. Но я в точности знаю, как меня хоронить будут. Рассказать?

- Во, елки зеленые! Мысли у тебя. Чего ты? - еще спросил тот, помоложе.

- Значит, будет так: помер. Ну, обмыли - то-се, лежу в горнице, руки вот так...- Рассказчик показал, как будут руки. Он говорил спокойно, в маленьких умных глазах его мерцала веселинка.- Жена плачет, детишки тоже... Люди стоят. Ты, например, стоишь и думаешь: "Интересно, позовут на поминки или нет?"

- Ну, слушай! - обиделся смуглый.- Чего уж так?

- Я в шутку,- сказал рассказчик. И продолжал опять серьезно: - Ты будешь стоять и думать: "Чего это Колька загнулся? Когда-нибудь и я тоже так..."

- Так все думают.

- Жена будет причитать: "Да родимый ты наш, да на кого же ты нас оставил?! Да ненаглядный ты наш, да сокол ты наш ясный". Сроду таких слов не говорят, а как помрет человек, так начинают: "сокол", "голубь".,, Почему так?

- Ну, напоследок-то не жалко. А еще приговаривают: "ноженьки", "рученьки", "головушка". "Ох, да отходил ты своими ноженьками по этой горенке". А у кого есть сорок пятый размер - тоже ноженьки!

- Это потому, что в этот момент жалко. Кого жалеют, тот кажется маленьким.

- Ну а дальше?

- Дальше понесли хоронить. Оркестр в городе наняли за шестьдесят рублей. Тут, значит, скинутся: тридцать рублей сама заплатит, тридцать - с моих выжмет, А на кой он мне черт нужен, оркестр? Я же его все равно не слышу.

- Друг перед другом выхваляются. Одни схоронили с оркестром, другие, глядя на них, тоже. Лучше бы эти деньги на поминки пустить...

- Во, я и говорю: кто про что, а ты про поминки.- Рассказчик засмеялся негромко. Молодой не засмеялся.

- Но когда сядут и хорошо помянут - поговорят про покойного, повспоминают - это же дороже, чем один раз пройдут поиграют. Ну и что поиграли? Ты же сам говоришь: "На кой он мне?"

- Тут дело не в покойнике, а в живых. Им же тоже надо показать, что они... уважали покойного, ценили. Значит, им никаких денег не жалко...

- Не жалко! Что, у твоей жены шестидесяти рублей не найдется?

- Найдется. Ну и что?

- Чего же она будет с твоей родни тридцать рублей выжимать на оркестр? Заплати сама, и все, раз уважаешь. Чего тут скидываться-то?

- Я же не скажу ей из гроба: "Заплати сама!"

- Из гроба... Они при живых-то что хотят, то и делают. Власть дали! Моей девчонке надо глаза закапывать, глаза что-то разболелись... Ну, та плачет, конечно, когда ей капают,- больно. А моя дура орет на нее. Я осадил разок, она на меня, А у меня вся душа переворачивается, когда девчонка плачет, я не могу.

- Но капать-то надо.

- Да капать-то капай, зачем ругаться-то на нее? Ей и так больно, а эта орет стоит "не плачь!". Как же не плакать?

- Да...- Николаю, рассказчику, охота дальше рассказывать, как его будут хоронить.- Ну, слушай. Принесли на могилки, ямка уже готова...

- Ямку-то я копать буду. Я всем копаю.

- Наверно...

- Я Стародубову Ефиму копал... Да не просто одну могилку, а сбоку еще для старухи его подкапывал. А они меня даже на поминки не позвали. Главное, я же сам напросился копать-то: я любил старика. И не позвали. Понял?

- Ну, они издалека приехали, сын-то с дочерью, чего они тут знают: кто копал, кто не копал...

- Те не знали, а что, некому подсказать было? Старуха знала... Нет, это уж такие люди. Два рубля суют мне... Хотел матом послать, но, думаю, горе у людей...

- А кто совал-то?

- Племянница какая-то Ефимова. Тоже где-то в городе живет. Ну, распоряжалась тут похоронами. Подавись ты, думаю, своими двумя рублями, я лучше сам возьму пойду красненькой бутылку да помяну один. Я уважал старика...

- Так, а чего ты? Взял эти два рубля да пошел купил себе...