Хозяин-барин (СИ)

Не спалось. Приперли, гады., к стенке. Вадим крутил и так и этак, пытаясь объехать в будущих показаниях скользкие моменты, но нет, ничего не получалось. В показаниях этих была масса дыр, и из каждой дыры торчали рогатенькие, а там, где рогатенькие, логики не жди. То есть всему, что произошло, никакого реального объяснения нет и быть не может. В частностях можно отбрехаться, но в целом — хм, хм, хм. Взять Велибекова. Да, против него как у Вадима, так и у Завехрищева кишка была тонка, но тем не менее драка-то произошла. Почему завязалась драка? Не могла же она начаться просто так. И потом, умелый боец Велибеков погиб, а ты, Петров, почему-то остался жив. Это не я, товарищ Верблюд, это комбинезоны, товарищ Верблюд. Ах, комбинезоны! С презрительной усмешкой: ах, комбинезоны! Дальше про меткость. Действительно, попасть каждому бойцу точно в сердце, тем более из автомата, невозможно, но какого черта была открыта стрельба? И так по каждому конкретному случаю. Нет, не отбрехаться. Кинул вроде бы Хмурый спасательный круг, а он оказался набит песком.

«Интересно, какую мы дозу хватанули? — подумал Вадим. — А то, может, и нечего волноваться».

Оно, когда лежишь, вроде бы ничего, так, кольнет где-нибудь, но это и по-здоровому бывало, вот только когда встаешь с кровати, начинаешь понимать, что дело-то, ребятки, аховое, она, эта болезнь с красивым названием, высасывает силы по капельке, а боль — ну что боль, лекарства эту боль снимают почти начисто, и поэтому совсем незаметно, как болезнь высасывает жизнь.

А вдруг с болезнью обойдется? Бывает же, говорят, что обходится. Тогда сидеть на нарах, если только не присудят вышку. Такое, говорят, тоже бывает. В общем, перспективна.

Нет, решительно не спалось, да тут еще луна эта, дурында круглая.

Прошаркал в сортир Завехрищев, долго там оставался, потом вышел в коридор и начал бубнить о чем-то с вахтенной медсестрой. Сегодня опять дежурила эта комодоподобная бабища.

Наговорившись вдосталь, он поплелся к себе, хотя нет, не к себе. Шмыгающие его шаги приближались, шмыг да шмыг, и вот он тихо приотворил дверь и просунул в нее свою круглую, коротко стриженную голову.

— Вадька, спишь? — спросил Завехрищев свистящим шепотом, хотя в округе народу было ноль целых ноль десятых и он никого не мог разбудить.

«Значит, кому-то шиш, а кому-то все можно», — с некоторой обидой подумал Вадим и пробурчал:

— Входи уж, Иудушка.

Завехрищев продефилировал к стулу, на котором давеча сидел Верблюд, плюхнулся на него всей массой, так что стул взвизгнул, и сказал:

— Утром повезут на натуру, так что надо бы столковаться.

Завехрищев сидел лицом к окну, и Вадим видел, как тот осунулся, даже постарел, бедняга. Может, в этом был виноват лунный свет, может — щетина, но физиономия у него казалась уже не такой налитой.

— Ты, Петров, не косись так, не сверкай зенками-то, а то страшно до смерти, — сказал Завехрищев. — Ну хочешь, дай мне по морде, если от этого станет легче. Что им врать-то, когда они фактами припирают? В этом мужике твои пули? Твои. На себя, что ли, брать?

— А про Грабова почему не сказал? — зловеще спросил Вадим.

— Чтобы в дураках остаться? Нет, Петров, Грабов — это твоя заноза. Я сказал, что ничего не видел.

— Но ведь видел же, — сказал Вадим. — Сам же говорил, что я с тебя пылинки должен сдувать.

— Ну дай мне в харю. — Завехрищев нагнулся к кровати. — Сдрейфил я перед этим капитаном. Гад я, Петров, каюсь, но сделанного не воротишь.

— Что это не воротишь? — сказал Вадим хладнокровно. — Именно что воротишь. Я тут крутил мозгами-то и понял, что надо говорить, как было, иначе вконец изоврешься.

Завехрищев сел, выпрямился и стал слушать, склонив голову набок.

— Главное — себя не выгораживать, потому что обязательно соврешь, продолжал Вадим. — И получится, один в лес, другой по дрова. Разнотык. Кроме того, учти, на селивановском автомате есть и твои отпечатки.

— Черт! — сказал Завехрищев.

— Так что ты тоже на крючке, — воскликнул Вадим.

— Ничего не соображаю, — признался Завехрищев. — Башка будто ватой набита и все время гудит. Он встал.

— Да, — сказал он. — Никак не пойму — зачем ты этого мужика-то порешил?

— Затем, что иначе бы мы оттуда никогда в жизни не выбрались, ответил Вадим.

— Так, значит, благое дело? — пробормотал Завехрищев, уходя. Радетель, значит? — Он вдруг остановился и сказал: — Выходит, кое-как ускреблись, а завтра опять туда же, в это болото? Не хочу, устал.

— Ладно, — сказал Вадим, — уговорил. Подставляй харю.

Глава 6 СЛЕДСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ