Хозяин-барин

После хлопка людишки занервничали, засуетились, и тут вдруг, ах, ах, ах, стало им являться тайное воинство: то харя высунется из воздуха фиолетовая, с выкаченными бельмами, то захихикает кто-то и больно вцепится в волосы, то целый хоровод нечисти начнет виться вокруг, да со свистом, с визгом, с могильным подвыванием, то заворочается под землею каменный червь. Это кого хочешь собьет с толку, нагонит страхов, даже сам железный капитан Грабов, перекидавший с десяток хохотунов зловредных и с пяток трясунов гуттаперчевых, дрогнул перед Серым Принцем, порождением Вечной Тьмы, и ошибся. Это стоило ему жизни. Трепетали душонки-то, трепетали, иные человечки со страху сдались без боя, иные посопротивлялись, но и этих надолго не хватило.

Сунулись было Хранители с претензией — отдай, мол, души-то, не твои, но Хозяин был тверд: мои. Людишки изгадили эту землю, именно сюда стянулась вся нечисть, значит, они, людишки, и виноваты, значит, они та же нечисть и есть, поскольку зло притягивает зло. Мои они!

На Хозяина теперь работала сама Природа. Ветры и дожди разносили заразу по белу свету, и мир Хозяина множился, и власть его крепла, но до определенных пределов. На других землях, которые людишки тоже профуфунили, Хирург создавал новых Хозяев. Он был очень дальновиден, этот Хирург, и не собирался отдавать Северное полушарие, которое контролировал, под власть одного Хозяина. Зачем ему такой конкурент? Пусть Хозяев будет много, и работы пусть у них будет невпроворот, чтобы времени не оставалось на крамольные мысли. Предприятие еще только начиналось, но дел у Хирурга было по уши, поэтому он порой пропадал весьма надолго, и у Хозяина поневоле начинали возникать эти самые мысли. И тогда от невозможности что-либо изменить он с особым сладострастием измывался над теми душонками, что послабее.

Вскорости прибыли новые людишки, опять началась потеха. Человечки сунулись в бункер, вытащили оттуда мертвецов, и с этого момента у всех у них завибрировали душонки. Но они, дурачки, храбрились, хватались за свои пукалки. Хозяин повелел своему воинству не высовываться, и сам следил, как людишки накрывают мертвецов брезентом, как идут на КПП, а затем, озираясь, бредут по периметру.

Хозяина так и подмывало сказать завывающим голосом: «Кто-кто ко мне пришел?» Вот была бы потеха, но вместо этого он сотворил «капитана Грабова» (нравился ему этот несгибаемый капитан) и его «руками» расстрелял людишек, оставив пятерых на новую потеху.

В этом действии что было главное? Что он, явление, противное Богу, подобно Богу распоряжается жизнью созданных Богом тварей. Он забирает их души подобно Богу, и это так пикантно. Взять то, что тебе не принадлежит, взять самое святое, что есть в этом бренном мире, — о, это бесподобно. Это упоительно. Ведь хозяин, он тогда настоящий хозяин, когда ему кто-то подчиняется, когда кто-то перед ним на коленях: раб, холоп, личная вещь.

Где-то там, в глубинах его естества, надрывался и выходил из себя «кровиночка» Веревкин. Он метался в своей малюсенькой сфере, как в клетке, жалкий, драный, однако же свой в доску, поскольку являлся родителем, и Хозяин снизошел.

— Чего тебе надобно? — спросил он.

— Что ж ты, ирод, делаешь-то? — пропищал крохотный Веревкин. — Хуже фашиста. Уж лучше бы мне подавиться огурцом, чем такого мерзавца выродить! Родил, называется! Пожалей хоть этого парня, Вадима. Глянь-ка, ведь вылитый Игоряха.

Игоряха был младшим братом Веревкина, был, потому что в юности помер от передозировки самогона. И в самом деле, Вадим этот был вылитый Игоряха те же губы, те же голубые глаза, та же косая сажень в плечах. Вот ведь странно: при общении с Веревкиным у Хозяина прорезывалась земная память, вспоминалось, тудыть его, трудное прошлое.

— Может, и пожалею, — сказал Хозяин. — А может, и нет.

Однако же пожалел, не тронул, но отпустить не отпустил, заставив удирающих бойцов кружить по одной и той же дороге.

Знал бы, что некто Траш уже начал плести свою паутину, нипочем бы не пожалел.

* * *

— Черт, — сказал Завехрищев. — Кажется, здесь мы уже проезжали.

Фары, нацеленные на белое полотно дороги, вырывали из темноты то бурые стволы могучих сосен, то изумрудные шапки кустов, то хитросплетение черных ветвей, зеленых листьев, по большей же части все то. что было на обочине леса, оставалось во мраке, и непонятно было, как сержант умудрился что-то заметить.

Мотор чихнул и заработал с перебоями.

— Этого еще не хватало, — проворчал Завехрищев. — Где же эта чертова трасса?

— Не чертыхайся, — сказал Вадим, — а то ведь придет.

— Придет? — усмехнулся Завехрищев. — Да он уже пришел. Он, Петров, теперь все время с нами. Вот только не знаю, кто будет следующий — ты или я?

Мотор чихнул и заглох.

— Та-ак, — сказал Завехрищев. — Рассветет через час. Пойдем или будем ждать? Фонарей-то нету. — И, подумав, добавил: — А трасса где-то рядом. Нутром чую.

Вадим вынул из зажимов автомат, а из ящика с боекомплектом пару рожков, вставил рожок, другой сунул в карман скафандра. Это был автомат Селиванова, остальное оружие осталось в машине Велибекова.