— Простите, у вас нет Эдуарда Гусейновича? — Женщина поочему-то искала Эдика Агаева по моему номеру.
Вежливый голос, знакомая интонация. Так разговаривали наши девочки, потом жены, с того берега, живущие за мужьями. Так могла спрашивать обо мне моя жена — стараясь не обременить своим обращением. Доверчиво, чуть стеснительно. Я не звонил ей уже несколько дней. Лена тоже мне не звонила. Ей передали, видимо, что я был и не заехал, сопровождая Баларгимова в Астрахань.
Особый кодекс семейных отношений позволял мужчинам того берега быть людьми относительно свободными — встречаться с друзьями, проводить время в мужских компаниях, бывать в ресторанах; с другой стороны, он обязывал относиться к женам строго по-рыцарски и, как самую малость, не только ежедневно возвращаться домой с цветами, но и отправляться по воскресеньям с огромными сумками на базар, делать закупки — то, чего я теперь был лишен. Женщины на том берегу на базар не ходили и даже не знали, что чего стоит.
— Эдуарда Гусейновича в прокуратуре нет, — сказал я.
— А кто со мной говорит? — спросила Агаева. Я назвал себя.
— Очень приятно, Игорь Николаевич. Это жена Эдуарда Гусейновича, Лора. Вы должны меня знать. Ваша Лена училась вместе с моей сестрой на улице Самеда Вургуна…
Я знал эту школу:
— И моя сестра там училась.
— Я ее тоже знаю. Она дружила с Милей Карахан из нашего дома…
При желании мы могли найти еще не менее десятка общих знакомых.
— Почему вы никогда к нам не зайдете? — спросила жена Агаева. Посмотрим видео. Посидим. Пленки, правда, не новые, но иногда кое-что попадается. Приходите.
Я положил трубку, весьма озадаченный. Звонок был неспроста. Похоже, Эдик Агаев вел со мной двойную игру.
Раздумывая, я вышел в приемную.
— Гезель! Я еду к соседке Баларгимовых, к Римме Хал иловой. Скоро буду.
На лестнице я обогнал обоих руководителей участка связи
— они еле двигались, медленно-тяжело, под грузом невеселых дум. Внизу, у дежурки, стоял озабоченный и, как мне показалось, расстроенный чем-то Бураков. Было непривычно видеть его стоящим одиноко, без дела.
— Идете? — Я показал во двор.
Он покачал головой. Я сел в "Ниву".
За воротами на другой стороне улицы стояло такси. Вторая машина, на которую я тоже обратил внимание, находилась ближе к перекрестку.
Их появление здесь показалось мне не случайным — между людьми в обеих машинах, скорее всего, существовала связь. И в той, и в другой сидело несколько молодых людей.
Я свернул за угол, подождал и резко дал задний ход — транспорт продолжал стоять. Люди в машинах интересовались не мной.
Я подумал: "Похоже, следственно-оперативная группа из Астрахани уже здесь!"
— Вы Римма Халилова? — Я представился.
Ее первое желание было — удостовериться, что никто нас не слышит.
Саманно-глиняный жилой массив вокруг был пуст, но это ее не успокоило. В домиках, сдвинутых вместе самым нелепым образом, не могло быть тайн. Все становилось известным — приобретения, супружеские измены, аборты. Обо всем говорилось открыто. Закон всеобщего молчания под страхом смерти распространялся лишь на органы правопорядка.
— Проходите.
В маленьком деревянном ящике был необходимый набор всего, что требуется вдоме. Стол, стулья, шкаф, даже кресла — все миниатюрное, сделанное умельцами Нахалстроя, работавшими на списанном и украденном. Вдоль стен на полу стояли куклы. У меня возникло чувство, будто я попал в страну лилипутов.
— Садитесь, — предложила Халилова, молодая блондинка с простым, приятным лицом.
— Спасибо. — Я с осторожностью уместился на игрушечном стуле. — В свое время вы жили на даче Баларгимова…
— Ах, это… — Она не испытала смущения.
— Долго вы жили там?
— Всю осень. С мужем я разошлась. Он жил здесь, а я с дочкой у Баларгимовых. Потом он уехал на родину, к родителям, а я сюда перебралась.
— Вы давно знаете Баларгимова?
— Я с его сыном — Миришем — вместе училась. Потом, в классе шестом, их посадили. Пятерых. Все из нашего класса. Они дочку завуча изнасиловали, а она пожаловалась…
— Баларгимов часто приезжал на дачу?
— Да нет. Раз или два в неделю…
— Вы помните, когда сожгли рыбнадзор? Вы в тот день были здесь иди на даче?
— Днем на даче. С дочкой. А к вечеру Садык нас домой привез.
— Баларгимов в тот день выпивал?
— Он всегда поддатый…
— А еще кто с ним выпивал? Помните?
— Адыл. Еще кто-то… Дурачок этот — Бокасса. Все — с поселка. У них в тот день неприятность случилась — лодки сожгли! — Халилова засмеялась, подтвердив мою догадку о ее характере — бесхитростном и отходчивом. Рыбнадзор — с моря, милиция — с суши. Привезли канистры с бензином. Они и заполыхали.
— Много лодок?
— Три или четыре.
— А как Баларгимов об этом узнал?
— Мы как раз ехали мимо метеостанции, а тут мужики эти…
— Баларгимов ездил к лодкам?
— Нет, послал дурачка на велосипеде.
— Бокассу? — Я вспомнил следы велосипедных покрышек на берегу недалеко от места убийства Пухова.
— Ну да. Он вернулся, подтвердил. Садык ему не поверил, договорился с Адылом, что тот сходит… Пообещал бутылку. Показания обрастали подробностями.
— Адыл пошел?