Хозяин Черного Замка и другие истории

– Ерунда, просто я кое-что припомнил, – отмахнулся Домициан. – Когда ты и все остальные покинули меня, я не смог заснуть, и тогда мне пришло в голову подышать утренним воздухом, а заодно навестить тебя и увидеть наконец твою знаменитую греческую Венеру, о которой ты столь красноречиво распространялся в промежутках между возлияниями. Но судя по твоему виду и виду твоих слуг, мой визит, похоже, оказался не ко времени.

– Нет-нет, повелитель, не говори так! Но я и в самом деле нахожусь в большом затруднении. По воле судеб твой благословенный приход совпал по времени с одним происшествием, как раз касающимся той самой статуи, к которой ты милостиво соизволил выразить интерес. Вот она, прямо перед тобою, и ты собственными глазами можешь узреть, как жестоко с ней обошлись!

– Клянусь Плутоном и всеми богами подземного мира, – воскликнул император, – что, будь она моей, кое-кто из вас пошёл бы на корм рыбам! – С этими словами Домициан устремил гневный взгляд на съёжившихся от страха рабов. – Ты всегда отличался излишним мягкосердечием, Эмилий. Все говорят, что в твоём доме цепи и кандалы давно заржавели без применения. Но это уж точно переходит все границы! Я лично прослежу за тем, как ты будешь разбираться с виновными. Кто ответственен за случившееся?

– Раб по имени Сергий, поскольку он следит за атриумом, – ответил Флакк. – Выйди вперёд, Сергий. Что ты имеешь сказать в своё оправдание?

Дрожащий раб приблизился к хозяину:

– Если господин позволяет мне говорить, я скажу, что преступление совершил Дат-христианин.

– Дат? Кто это?

– Матулатор[55], мой господин. Я даже не знал, что он из этих ужасных людей, иначе никогда не допустил бы его сюда. Он пришёл со своей метлой, чтобы убрать птичий помёт. Взор его упал на Венеру, и в то же мгновение он набросился на неё и дважды ударил деревянной палкой от метлы. Мы все кинулись на него и оттащили прочь. Но увы! Увы! Было уже слишком поздно, – несчастный успел отбить у богини три пальца.

Император хмуро усмехнулся, а тонкое лицо патриция побледнело от ярости.

– Где он? – спросил Флакк.

– В эргастуле, господин, с колодкой на шее.

– Привести его сюда и собрать всех рабов.

Через несколько минут вся задняя часть атриума оказалась заполнена пёстрой толпой слуг, исполняющих многочисленные обязанности по ведению хозяйства в доме знатного римского вельможи. Здесь присутствовал аркарий, или счетовод, с заткнутым за ухо стилом; лоснящийся от жира прегустатор, пробующий каждое блюдо, – он служил барьером между ядом и желудком господина; рядом с ним находился его предшественник, потерявший рассудок двадцать лет назад, отравившись соком канидийского дурмана; келарий, хранитель винного погреба, покинувший свои драгоценные амфоры, тоже явился на зов хозяина; был здесь повар с половником в руке; пришёл напыщенный номенклатор, чьей обязанностью было объявлять имена приглашённых гостей, а вместе с ним кубикуларий, рассаживающий их за столом, силенциарий, отвечающий за тишину и порядок в доме, структор, расставляющий столы, карптор, разделывающий пищу, кинерарий, возжигающий огонь, и многие, многие другие.

Кто в страхе, кто с интересом – все собрались посмотреть, как будут судить злополучного Дата.

За спинами мужчин прятался рой хихикающих и перешёптывающихся женщин и девушек из бельевой, прачечной и ткацкой – Марии, Керузы, Амариллиды вставали на цыпочки или выставляли симпатичные любопытные мордашки поверх плеч представителей сильной половины прислуги. Сквозь эту толпу с трудом пробились двое дюжих молодцов, ведущих обвиняемого. Это был маленький смуглый человечек с грубыми чертами лица, неряшливо торчащей бородой и безумными глазами, горящими каким-то мощным внутренним огнём. Руки его были связаны за спиной, а шею охватывал тяжёлый деревянный ошейник, или фурка, одеваемый обычно на непокорных рабов. Кровоточащая царапина на щеке свидетельствовала о том, что в предыдущей потасовке ему уже крепко досталось.

– Это ты – мусорщик Дат? – задал первый вопрос патриций.

Преступник гордо выпрямился.

– Да, – сказал он, – моё имя Дат.

– Ответь мне, ты испортил мою статую?

– Да, я.

Ответ прозвучал с бесшабашной дерзостью, вызывающей невольное уважение. К гневу хозяина присоединилось острое любопытство.

– Почему ты так поступил? – спросил он.

– Это был мой долг!

– Почему же ты считаешь своим долгом уничтожать собственность хозяина?

– Потому что я христианин! – Глаза его недобро сверкнули на смуглом лице. – Потому что нет другого бога, кроме Всевышнего и Предвечного, а все прочие суть идолища поганые. Какое отношение имеет эта голая шлюха к Тому, чьим одеянием служит свод небесный, а весь мир – лишь подставка для ног? Служа Ему, разбил я твою статую.

Домициан с усмешкой посмотрел на патриция:

– Ты ничего от него не добьёшься. Эти всегда так рассуждают, даже со львами на арене. Аргументы всех римских философов бессильны переубедить их. Стоя пред моим лицом, они нагло отказываются принести жертву в мою честь[56]. Никогда ещё мне не приходилось иметь дело с таким невозможным народом. На твоём месте я бы долго не раздумывал.