Хозяин дома

— Вряд ли, — возразил Джек. Он усмехнулся и, скрестив руки на груди, прислонился к стене. Голубые глаза смотрели насмешливо. — Я понимаю, к чему ты клонишь, но можешь не волноваться, мы одни и Флисс ничего не узнает, — заверил он ее с той же насмешкой в голосе.

— Джек, ты забываешь, что и стены имеют уши, все наши старания могут пойти прахом.

— Не понимаю почему?

— Ну как же, из-за Флисс. — Элла вымученно улыбнулась. — Представь себе красавицу в гневе. Что может быть большим позором для женщины, чем если ее обманывают в собственном доме? Не знаю, как ты выкрутишься, когда кругом полным-полно заинтересованных зрителей.

Элла попыталась пройти мимо него. Джек схватил ее за руку и заставил остановиться.

— Элла?

Она оглянулась. Он держал ее не крепко, но прикосновение кожи к коже жгло как раскаленное клеймо. Молочно-белая рука Эллы резко контрастировала по цвету с загорелой рукой Джека.

— Что, Джек?

— Я думал, мы с тобой друзья.

Элла фыркнула.

— С какой стати тебе взбрело такое в голову? Джек, ты мой наниматель, а я работник, вот и все.

— Лгунья!

Элла немного покраснела.

— Думай что хочешь, Джек.

— А если я попытаюсь доказать свою точку зрения? Если я прикоснусь к тебе, поцелую….

— Джек, друзья не целуются! — перебила Элла. — Друзья не навязываются друг другу, не переходят границы. Но если хочешь, что ж, давай, вперед. Не смею тебя останавливать, не отказывай себе в удовольствии.

— Элла, уж не хочешь ли ты сказать, что удовольствие не будет взаимным? — насмешливо спросил Джек. — Как будто ты не реагируешь, не отвечаешь на мои…

— Тебе ли об этом спрашивать? Даже рискуя еще более польстить твоему и без того непомерно раздутому самолюбию, скажу: ты красивый мужчина, и вполне естественно, что я была польщена твоим вниманием…

— Польщена? Польщена?! — Джек чуть не задохнулся от возмущения. — Бог мой, женщина, да ты меня хотела…

Элла стряхнула его руку и сказала ледяным тоном:

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое и дал возможность заняться работой, за которую сам же мне платишь.

— А если я откажусь?

— Дело хозяйское. Дом твой, и невеста тоже твоя. Если я посвящу всю округу в подробности наших отношений, разбираться тебе.

— Ты блефуешь, Элла.

— Неужели?

— Одно из двух: или ты блефуешь, или изменилась до неузнаваемости. — Внезапно он вскинул голову, словно его осенила какая-то мысль. — Ах, Элла, Элла. Что я наделал? — спросил он с мукой в голосе.

Поскольку список его прегрешений был длиной примерно в руку, Элла в первый момент растерялась, вся ее ненависть и злость куда-то испарились. Нет, не правда, в ее душе никогда не было ненависти к Джеку. Каким бы это ни казалось жалким и нелепым, но она всегда его любила и любит до сих пор, к добру или к худу.

Элла всмотрелась в лицо Джека и прочла на нем боль. Джек винил себя. Эллы, которую он знал раньше, больше не существовало, и уничтожил ее он сам. По крайней мере, так полагает Джек. Однако он ошибается: Элла, конечно, изменилась, но не в том смысле, в котором думает Джек. Она просто повзрослела, стала сильнее, научилась стоять на собственных ногах, но самое главное, наконец научилась принимать себя такой, как есть, со всеми достоинствами и недостатками.

Она избавилась от чувства вины, но не избавилась от любви к Джеку. Она не могла и помыслить причинить ему боль: Джек прав, это все пустые угрозы. Она блефовала.

— Джек?

— Что, Элла? — вежливо спросил он.

Элла увидела в его глазах страдание. Она оттолкнула его, причинила ему боль, и как истинный джентльмен Джек посторонился. Разделявшее их расстояние зияло как ущелье.

Дверь в гостиную распахнулась, но Джек, казалось, не слышал гула голосов, он не сделал попытки уйти. Небольшая армия официантов и горничных проворно сновала туда и обратно. Благодаря стараниям Кэти придраться было не к чему.

Наблюдая за Джеком, Элла почувствовала стеснение в груди, глаза вдруг защипало от слез. Почему ей хочется плакать? Из-за того, что она его любит? Или из-за того, что потеряла? А может быть, из-за того, что нечаянно или нарочно причинила ему боль? Бог знает, возможно, все эти причины имеют место, решила она, призывая на помощь чувство юмора. Впрочем, ситуация больше напоминает сцену из фарса «Кукушка в гнезде», нежели из комедии «Моя жена за соседней дверью». Элла здесь чужая, и если бы она с самого начала прислушалась к голосу разума, то оставила бы этот дом сразу же, как только поняла, кто его хозяин.

Джек был как всегда элегантен и неотразим, он умел выглядеть непринужденно даже в официальном костюме. Пуговицы дорогого смокинга были небрежно расстегнуты, тонкая ткань рубашки обрисовывала рельефные мускулы груди. Контрастное сочетание черного и белого превосходно подчеркивало его смуглый загар. Джек напоминал ей светловолосого Адониса. Волосы, доходящие до края воротничка, еще более посветлели, выгорев под безжалостным аравийским солнцем, глаза сверкали на загорелом лице, как два сапфира, казалось, освещая своим блеском резковатые черты — такие дорогие, такие любимые… Только Джек теперь не принадлежал ей, он больше не был ее Джеком.