Хозяин дракона

– Некрас… – Голос его тих, как шепот. – Как же так? Мы ведь добра хотели. Просили нас, звали… А теперь? Веси палят, людей режут, смердов в полон ведут. Я во всем виноват, только я. Из-за властолюбия своего…

Слезы вытекают из его провалившихся глазниц, я стираю их рукой.

– Все будет ладно, брате! Не печалься! – пытаюсь утешить, но он более не слышит. Закрывает глаза и стонет. Тело выгибается и бьется в корчах.

– Отходит…

Стоящий рядом Малыга отворачивается. Я держу Ивана за плечи. Тело брата бьется в моих руках и вдруг замирает. Нижняя челюсть ползет вниз. Щеки у Ивана мокрые, но это не его слезы…

Утираюсь рушником, закрываю им лицо брата. Вот и все. Ошибся во мне покойный князь Петр: не защитил я его сына и совета разумного брату не дал. О мести Володьку думал, а не о том, чем поход в Галич кончится. Был побирушкой, им и остался. Княжества захотел… Рыбу тебе ловить, дефективный, а не править! Теперь и будешь ловить, ничего другого не остается.

Вдвоем с Малыгой выходим наружу. Сотни собрались вокруг – весть разнеслась. Смотрят на нас – будто пронзают взглядами. Снимаем шапки, Малыга крестится. По толпе как будто волна идет – повторяют.

– Князь Иван преставился! – Голос Малыги дрожит. – Помолимся, брате, за душу его! Пусть дарует ему господь прегрешения вольные и невольные и помянет в царствии своем. Добрый был князь, а не умри, стал бы лучше отца своего.

Сотни опускаются на колени. Малыга читает молитву, все повторяют. Я молчу. В груди у меня пусто и выжжено. Люди, которых я люблю, умирают. Мама, дядя Саша, Елица, теперь вот Иван… Я проклят, мне нельзя любить, да и жить незачем. Зачем князь Петр приютил меня? Я приношу только горе.

Молитва окончена, сотни встают. Малыга надевает шапку. Голос его обретает прежнюю твердость.

– Слухай, люди добрые, мой наказ! Бояре, к вам первым обращаюсь! Вы целовали крест князю, клялись служить ему верой и правдой и слово сдержали. Нет у вас перед Иваном вины, свободны вы теперь от присяги. Садитесь на коней и скачите в свои земли – там вы нужнее! Сбивайтесь в ватаги, режьте и секите киевлян, чтоб дорогу забыли к Звенигороду. В путь!

В толпе ропот: такого никто не ждал.

– Два раза повторять не буду!

Толпа бурлит и редеет. Бояре тянутся ко дворам, где стоят их лошади, скоро конский топот утихает вдали. Остались дружинники. Они сбились плотнее и подступили близко. Сотня, неполная.

– Теперь вы, братья!

По сотне – шелест. Никогда еще Малыга не обращался к ним так.

– Целовал я крест князю Петру, что сохраню его сына, но не сберег. За то мне ответ перед Богом держать, но не вам. Бились вы отважно и себя не щадили. Будь жив князь, пробрались бы мы в Звенигород и затворились бы в городе. Выслали б гонцов родичам Ивана и, дай бог, дождались бы подмоги. Господь судил по-другому. Иван умер, а наследником ему Некрас. Только нельзя с ним идти в Звенигород. Не помогут Некрасу князья, не родной он им. Возьмет Володько город приступом, воев высечет, похватает женок и детей ваших, уным своим на потеху отдаст. Нельзя такому случиться. Потому велю я вам: идите в Звенигород, проберитесь в город, а как подступит Володько, срядитесь с ним по-доброму. Он согласится. Киевляне скоро уйдут, дружинников Володька мы уполовинили, ежели не более того. Не захочет он уных своих класти, бо не совладать ему с Галичем без них. Добрым будет тот ряд. Нет на вас вины: не присягали вы Володьку, за своим князем шли…

– Што ты кажешь, батько! – кричит кто-то. – Крест Володько целовать, поганцу этому?

– Поцелуешь, губы не отвалятся! – отрезает Малыга. Лицо его холодно. – Или детей своих посеченными видеть хочешь? Женку свою под уными?

Ропот, поднявшийся в дружине, стихает.

– А ты, батько? – спрашивает дружинник. Никогда еще Малыгу не звали так, но никто не удивляется. – Ты куда?

– Я князю Петру обещал сыновей его беречь. Одного не смог, второй остался, – Малыга кладет руку мне на плечо. – Не будет Некрасу пощады от Володька, не угомонится князь, пока со свету не сживет. Уйдем мы. Попустит Господь, вернемся с войском, а нет, так не поминайте лихом! – Малыга кланяется.

– Мы с тобой, батько!

Дружина начинает кричать, махать руками, но затихает по знаку Малыги.

– Нельзя! – говорит Малыга. – Нам схорониться нужно, большим числом это тяжко. Подумайте о родных своих! Лютовать будет Володько, не пощадит ни жен ваших, ни детей, ни родителей. Не хочу грех на душу брать, мне и те, что есть, не отмолить. Кто из вас круглые сироты, у кого нет жены и кто не обещался невесте, могут идти, коли хотят!

Сквозь ряды пробираются вои. Один, два, три… Первым выбегает Брага. Его, как и меня, подобрал князь Петр. Браге шестнадцать лет, остальные такие же или чуть старше. Те, кто не успел жениться или невесту присмотреть. Добровольцев набирается одиннадцать. С Малыгой – двенадцать, как апостолов. Только я не Христос…