Офис Гария Петровича, откуда так и не вышла группа захвата, почти сравнялся с исчезающим пейзажем, превращаясь вместе с ним в лужу пестрого киселя. Так и должно было быть — именно там был эпицентр катастрофы, дыра в структуре Ветви, откуда проникла Тьма. Такой же аморфный кисель уже пребывал на месте здания бывшей научной библиотеки, недавно обернувшейся ночным клубом с казино, бильярдом, танцполом и саунами. Растворялась глыба дома местного правительства, перед которой уже почти смешались в умирающей реальности десятки «шестисотых», «мицубиси» и «тойот». Что удивительно, хозяева словно не замечали этого — спокойно открывали исчезающие двери, пытались усесться в смешивающиеся с салоном сидения, даже завести машину и ехать. Наверное, им и казалось, что они едут. Но выпавшие из причинно-следственных цепочек машины не трогались с места, вместе с водителями уходя в расширяющийся хаос. Из тяжелых бронзовых, еще имперских, дверей важно вышел мэр в сопровождении страховидной охраны. Сливаясь с гибнущим миром, он продолжал что-то втолковывать собеседнику — бизнесмену с бычьей шеей. Но расцветок райской птички галстук бизнесмена неумолимо расплывался в муть, вместе с белоснежной сорочкой и салатным костюмом, и вскоре он весь исчез в ней, так и не успев возмутиться несусветной суммой «отката».
Чем дальше от эпицентра, тем медленнее шло разрушение. Окраины Ветви еще долго будут сопротивляться ему. Но супругам пора было уходить — процесс мог захватить и их. Они повернулись друг к другу, глаза в глаза. Ни слова, ни объятия, ни поцелуя — будущее было слишком смутно, чтобы утешаться легковесным. В этот взгляд поместились тысячелетия их жизни и недолгие дни счастья. В нем было Древо и Ветви, и вечная тоска.
…Она сходила со своей вершины в исчезающей виртуальности, среди фрагментов, в которых с трудом опознавались бывшие существа и вещи. Это напоминало полотна другого художника, отразившиеся в Ветвях миллионами гротескных теней, — ожившая статуя богини во всей своей славе шествует по хаосу отбросов, ее сияющая целостность среди разложившегося мира трагически нереальна. Такой Гарий Петрович тогда увидел свою секретаршу Майю. Он думал, что в последний раз.
Эпизод 8
Никто не скажет, сколько времени прошло с тех пор — оно многозначно во Древе. Есть неизменное и необратимое время Ствола, текущее от момента сотворения к моменту конца. Есть собственное время Продленных, почти остановившееся в биологическом смысле, но, тем не менее, наматывающее все новые витки их судеб. И есть разнообразные хронологии Ветвей. Но все линии эти берут начало от точки, когда Древо было извлечено из небытия. И собираются тоже в одной точке, в Кроне, где завершается все.
Так что вычислять время в нашем повествовании бессмысленно. В каком-то смысле, оно вообще обходится без времени, состоит из последовательной цепи событий, внутри которых другие цепи, от них ответвляются третьи — и расходятся от сюжета во все стороны. В бесконечность.
Итак, с момента расставания с Луною Варнава, бывший тогда Орионом, повидал столько, сколько Краткому не постичь и за добрую сотню жизней. Он вновь скитался по Ветвям, выбирая наиболее удаленные, порой столь странные, что выжить в них сподобился бы лишь сумасшедший. Но все время ощущал преследующую его упорную волю, и слишком хорошо знал, кому она принадлежит. Несколько раз ему казалось, что Дый близко, и он уходил, оказываясь в еще более вычурной обстановке, привыкая к самым экстравагантным способам существования.
Однажды был в холмисто-озерной стране, заросшей цветами величиной с дерево, среди мелкого темнокожего народа, недурно владеющего магией, довольно злобной, но для него практически безопасной. Строгие вегетарианцы, они питались лишь нектаром цветов, и пили собиравшуюся на них по утрам росу, но при этом неустанно враждовали друг с другом. Во время бессмысленных столкновений небольших кланов со зверской жестокостью шли в ход тяжелые шишковатые дубинки, мозги и кровь противника разбрызгивались по нежным лепесткам, а воины злобно хохотали, растаскивая тела врагов на куски. В спокойной обстановке, впрочем, были вполне приличными парнями, любителями выпивки и музыки. Общался он с ними с приятностью, они же в его присутствии становились тихи и вежливы, ибо уже пара поколений передавала жуткие рассказы о воздействии, оказанном на их дедов посохом Странника (так его здесь звали!). Кроме того, для перемещений по цветам они обладали парой прозрачных стрекозиных крыльев, что особенно трогательно выглядело у женщин, робких и точеных. Он сам, кстати, в этой Ветви ловко порхал и без помощи крыльев, что приводило аборигенов в неописуемый восторг. «Боги летают не потому, что они легкие, а потому, что умеют делать себя легкими», — говорили они, следя за его полетом.