Все, к чему он так стремился, должно было вот-вот превратиться в его достояние. Значение этого шага было столь велико, что он никак не мог унять дрожь. Ему предстояло заменить Хаммонда Максвелла в роли хозяина Фалконхерста; это казалось совершенно нереальным, невозможным делом, он не мог поверить, что такое может произойти. Он, негр, вступал в брак с белой женщиной! Это было такое же чудо, как остановка солнца на небе или мгновенное превращение его коричневой кожи в белую.
Волновался не он один. Рука Криса Холбрука, сжимавшая черную книжицу, по которой он произносил слова гражданской брачной церемонии, тоже дрожала. Немногочисленные приглашенные, среди которых был всего один белый — Хоббс, чувствовали себя не в своей тарелке и смущенно ерзали на жестких стульях. Из всех негров только Брут бывал раньше в Большом доме, но и он, даже не смущаясь поблекшего великолепия, взирал на происходящее с разинутым от изумления ртом. Преподобный Дэниел Джордан, Большой Ренди и Сэмпсон, а также их жены и подавно угодили в чуждый им мир, где им казалось святотатством даже дышать. Все понимали, какое важное событие происходит у них на глазах.
После завершения церемонии капитан Холбрук оказался единственным, в ком сохранился здравый смысл: он взял бразды правления в свои руки и повел супругов и гостей в столовую. Несмотря на аппетитные яства (бедная Маргарита сотворила чудо, если учесть, какими скудными продуктами она располагала) и на неумелые, зато ревностные действия Поллукса, Онана и Валентина, трапеза не удалась. Чернокожие, испуганные кружевной скатертью, фарфором и серебром на ней, а также резным кувшином в центре стола, не столько ели, сколько таращили глаза. Драмжеру кусок не лез в горло, Софи только размазывала еду по тарелке. Зато капитан с Хоббсом отдали должное угощению. Только когда появился свадебный пирог, увенчанный двумя куколками из кукурузных початков, одна из которых изображала невесту, другая — жениха, лед немного растаял и гости изобразили подобие веселья. Главную роль сыграл в этом огромный графин с кукурузной водкой, которую Поллукс разливал в бокалы для вина. Пирог оценили все; когда Поллукс вторично обнес гостей водкой, черные лица расплылись в улыбке, что приободрило даже Софи. Когда подъедались последние крошки от пирога, снаружи донеслись звуки музыки: впервые после гибели Аполлона перед верандой Большого дома собрались чернокожие музыканты и певцы из Нового поселка. Новобрачные и гости встали из-за стола и с удовольствием послушали пение, за которым последовали поздравления и пожелания счастья. Драмжер и Софи выступили вперед и произнесли благодарственные слова. Приветствия адресовались также капитану Холбруку и Хоббсу, не говоря уже о Бруте, Большом Ренди и Сэмпсоне. Свадебный день в Фалконхерсте завершился произнесенной преподобным Джорданом молитвой. За сим последовало длительное прощание. Гости из Нового поселка отправились по домам, чтобы приступить к настоящему веселью. На аллее постепенно стихли их голоса.
Хоббс вернулся на свою кушетку в кабинете, Холбрук — в комнату, где он ночевал накануне и где его уже дожидалась Памела. Драмжер, чувствуя неожиданное смущение в присутствии Софи, проводил ее наверх.
— Эту ночь я проведу здесь, — сказал он гораздо более нежным и почтительным тоном, чем когда-либо прежде. — Это не значит, что так будет каждую ночь. Иногда я буду уходить, чтобы позабавиться с цветными женщинами. Мне трудно это объяснить, Софи, но, наверное, в них есть что-то такое, чего нет в белых. Не я один такой! Белые мужчины тоже их любят. Возьми капитана Холбрука и Памелу: он говорит, что ему ни с кем не было так хорошо, как с ней. Не твоя вина, Софи, что мне не всегда хочется с тобой спать. Так-то ты мне нравишься… Я буду тебя уважать и не стану больше водить сюда цветных женщин. И слугам не разрешу блудить. Мы больше не племенной завод. Фалконхерст станет достойным местом.
Дверь спальни затворилась.
Это стало символом завершения одной фазы в жизни Драмжера и начала другой. Он уже не был прежним ветреным мальчишкой, довольным жизнью, в которой не было серьезных обязанностей, а все заботы сводились к тому, как бы раздобыть партнершу на вечер. Он предупреждал Софи, что не сможет окончательно отбросить прежние пристрастия, однако теперь они отошли на задний план, в область удовлетворения чисто плотской потребности. Движущей силой была теперь его роль владельца Фалконхерста и страстное желание восстановить хозяйство.
Драмжер во всем добивался совершенства. Он принуждал Софи дрессировать домашних слуг, но не получал удовлетворения от результатов их труда, так как наблюдала за ними халатная Софи. Со слугами он был крут до безжалостности, оставляя далеко позади суровую Лукрецию Борджиа. Невзирая на предстоящее в послеобеденное время свидание, он мог надрать Дульси или Мадильде уши, если находил в их работе изъян. Он требовал, чтобы все в доме сверкало чистотой.