— Ну, как вам? — спустя минуту уже дефилирует перед Бекетом, а он осматривает её со всех сторон и понимает, что никак. То ли девушка слишком полная, то ли ноги у неё кривоваты, то ли он становится импотентом.
Она спала, уткнувшись носом в подушку и тихо посапывая. Забавная.
Зацепив пальцами одеяло, стащил его с девушки и склонил голову набок, разглядывая её маленькую, но очень даже соблазнительную попу, что отчётливо виднелась под белыми трусиками. Стащить бы их и пройтись пальцами по нежным девичьим складкам.
Возбуждение пронеслось по телу взрывной волной, Иван закрыл глаза, медленно выдыхая. Надо бы уже к делу приступать, нечего тянуть. Куй железо, пока оно горячо, как говорится. Пока девчонка испугана и готова на всё, лишь бы понравиться ему, нужно брать её в оборот.
Оставив пакеты с вещами у её кровати, тихо вышел из комнаты и чуть не наступил на сонную дочь.
— Эй, ты что здесь бродишь? — подхватил её на руки, прижимаясь губами ко лбу малышки. — Не горячая вроде. Что-то приснилось?
— Я к маме хочу, — захныкала Марина, уворачиваясь от его поцелуев.
— Нет, к маме сейчас нельзя. Она спит. Пойдём лучше ко мне.
Наверное, это неправильно — давать Маринке надежду. Кто его знает, как сложится с Миланой, и сколько для этого понадобится времени. Но он не мог отказать своей принцессе. Только не ей, пережившей такой ужас в столь раннем возрасте.
Проснулась от лёгкого касания чьей-то тёплой руки и, вздрогнув, распахнула глаза.
— Пливет, — прямо перед моим лицом возникла мордашка мелкой, и я не удержалась от улыбки.
— Привет. Давно ты здесь?
— А ты класивая. Папа плавильно тебя выблал, — игнорируя мой вопрос, мелочь взяла прядь моих волос, поднесла её к своим кудряшкам. — И волосы как у меня.
Я засмеялась, опрокидывая её на постель и щекоча, а мелкая тоненько запищала, отталкиваясь от меня ножками. И внутри вдруг так тепло стало, так хорошо. Будто и правда новая жизнь началась. Настоящая, яркая, без крови, слёз и перестрелок. Без воен.
— Пелестаань! — вопила Маринка и лупила меня по голове маленькой подушечкой, которую, судя по всему, сама же и приволокла. — Ну, мааамаа! — это слово тут же охладило мой пыл, и я почувствовала свою вину за то, что позволяю ребёнку обманываться. Надо бы обсудить этот момент с Иваном Андреевичем. — Пошли завтлакать? Там папа нас ждёт, — глаза малышки горели надеждой, и я тяжело вздохнула, выпуская её из рук. Нет, пока это не зашло слишком далеко, надо что-то решать. Прям сейчас и поговорю с Бекетом. — Ты ластлоена? — выражая своё любопытство, заглянула мне в глаза. — Не глусти. У тебя же тепель есть я.
И я заревела. От жалости к этой крохе, от жалости к себе. От жалости ко всем вот таким… Обездоленным.
Малышка обняла меня за шею и притихла, успокаивая своим ровным дыханием и запахом. Запахом молока, мёда и счастья.
На коже выступили мурашки, когда он мазнул по мне своим взглядом. Таким насыщенным и требовательным. Сразу возникла мысль: может, что-то не так? Не в то одета, не так смотрю, не так держу его дочь?
А мелкая, увидев своего папку, завозилась, запрыгала и, ударив мне под дых коленкой, сползла с рук. Бросилась к Ивану Андреевичу, а тот, отложив на тарелку приборы, схватил её своими громадными руками.
Надо же, нежность какая. Маринка аж утонула в его объятиях. Закрыла глаза, замурчала. Я на какое-то мгновение даже забылась.
— Доброе утро, принцесса, — он прижался губами к её макушке, с наслаждением втянул в себя детский запах. — Как спалось?
— Хорррошо, папочка, — мелочь хитро заулыбалась, повернувшись ко мне. — А маму ты поцелуешь?
Ах, ты ж… Мелочь хитропопая! Ишь чего удумала!
И я понимала ведь, что это всего-навсего детская блажь и желание, чтобы все вокруг выполняли принцессины капризы, но сердце отчего-то забилось так часто-часто. Аж ладошки вспотели.
Папа-король наградил меня загадочным взглядом, улыбнулся, опуская кроху на стул рядом с собой, слева.
— Давай ты не будешь указывать отцу, что ему делать, ладно? Милана, — выровнялся, отодвинул стул по правую руку. — Прошу, присядь.
Я сглотнула вязкую слюну, потопала к ним. И с удовольствием присела бы в противоположном конце стола, но это выглядело бы невежливо. А мне нельзя расстраивать Бекета. Потому что как сюда попала, так и вылететь могла. Со свистом. Но вот его давящая на подсознание аура, такая мощь… И то, что он делал тогда в своём кабинете… Всё это подавляло. Мне хотелось, трусливо поджав хвост, сбежать.
Я присела на стул, но пододвинуться к столу не успела. Бекет поднял стул вместе со мной и сделал это сам. Вот так просто, будто мы вместе с огромным деревянным стулом ничего не весим.
— Спасибо, — выдавила из себя смущённую улыбочку, но поднять на него взгляд не успела.
Иван Андреевич вернулся на своё место, а передо мной вдруг возникла тарелка с омлетом и какой-то зеленью. Подняв голову, заметила маленькую, полноватую женщину, что молча, ни на кого не глядя, расставляла блюда.