«Через полчаса поговорим», — получила в ответ и со вздохом повернулась к бугаине по прозвищу Тур. И правда, похож на быка, огромного и не очень умного.
— Что, так и будешь за мной ходить?
Ничего не ответив, он безразлично моргнул, взглянул на экран телефона, известившего о входящем сообщении.
— Иван Андреевич сказал ждать в комнате отдыха, — и, приоткрыв дверь в уже знакомый коридорчик, посторонился.
— Да не вопрос, — прошмыгнула мимо, хлопая дверью перед носом охранника. Он, в принципе, ни в чём не виноват, но так уж случилось, что я натура свободолюбивая и надзиратель мне ни к чему. И дяденьке Бекету придётся с этим смириться.
Со вчерашнего дня я чувствовала себя неловко и тревожно. Я не знала, что делать с Костей и его ночными визитами ко мне. Рассказывать Ивану как-то гадко и нехорошо. Тем более, я не знаю, как он отреагирует. А что, если он вообще прогонит Костю? Как я потом буду смотреть в глаза людям? И плевать, что они все и так меня ненавидят. Я не хочу быть сволочью.
Вспоминая вчерашний вечер, краснела, бледнела и задыхалась. Так некрасиво получилось и ужасно стыдно… Я кончила как раз в тот момент, когда в темноте разглядела Костю… Парень всё видел, всё слышал, и теперь я для него не только предавшая собственные принципы «шкура», но и грязная развратница, что трахается со своим покровителем на глазах у других.
Разумеется, Костю никто не звал в сад и уж точно не заставлял за нами следить. И его взгляд, брошенный напоследок, очень пугал. Нужно поговорить с ним ещё раз и убедить прекратить это преследование. Пока всё не зашло слишком далеко.
Иван пришёл минута в минуту, как и обещал. Захлопнул дверь, прошёл к дивану, на котором я уже успела задремать, и присел у моих ног.
— Что это было? — взгляд строгий, глаза смотрят в глаза. В общем, всё в стиле грозного диктатора.
— Я хотела поговорить на счёт охранника. Зачем он мне?
Бекет закинул мои ноги к себе на колени, сам привалился к спинке дивана и закинул на неё одну руку. Второй сжал мою коленку.
— Я решил, что так будет лучше. Время неспокойное, в разных районах возникают бунты. Хочу, чтобы ты была в безопасности, — сообщает серьёзным тоном, тянется к мини-бару за бутылкой виски. — А ты прекращай вламываться в мой кабинет без стука. Здесь я на работе, — наливает себе выпить, одним глотком поглощает янтарную жидкость и, выдохнув, снова откидывается назад. — По поводу одежды, — пальцы на моей ноге смыкаются крепче, взгляд снова обращён ко мне. — Вот так ходить перед мужиками не надо. Кажется, объяснял уже. Я заколебусь твоих ухажёров отстреливать.
Надеюсь, это была шутка. Хотя по нему и не скажешь.
Я резко сажусь, опускаю ноги на пол.
— Вы, Иван Андреевич, со мной как со своей собственностью говорите. Будто я какая-то рабыня. А я не рабыня. И мне хочется немного свободы. Я не могу выходить за территорию резиденции, даже по территории передвигаюсь с охранником. Скоро на цепь посадите? Мне, знаешь ли, такие отношения…
— Ну-ка, цыц, — затыкает мою пламенную речь, так и не дав ей разгореться. Обиженно смотрю на него, подаюсь вперёд, чтобы встать, но Бекет тянет меня обратно. Тянет слишком резко, так, что падаю ему на грудь. — Давай обойдёмся без насилия. Ты не насилуешь мои мозги, а я не предпринимаю мер в отношении тебя.
Он ни разу не шутит, и даже проблеска веселья в его глазах нет. Это предупреждение, причём очень чёткое и устрашающее.
— Ты…
— Я, — берёт меня за шею сзади и притягивает к своим губам. — Только я, Милана. Никаких Костиков, никаких других мужчин. Только я. И ты моя собственность. Можешь воспринимать своё положение так.
На мгновение допускаю мысль о том, что Бекет видел Костю под балконом, но тут же её отметаю. Во-первых, Иван не мог. Он не стал бы этого делать на глазах у другого. Во-вторых, он не мог видеть Костю физически. Тот стоял так, что нужно было перегнуться через перила, чтобы хоть что-то разглядеть. Мне моя поза позволяла, а Ивану — нет.
Но моя обида от этого не становится меньше. Я чувствую себя обманутой, хотя, если разобраться, Бекет меня не обманывал. Но и со статусом вещи я соглашаться не собираюсь. Или он будет считаться со мной, или не будет ничего. На меньшее я не соглашусь.
— Вот, значит, как? — отстраняюсь. — Собственность, значит? Подстилка, да? Этого ведь ты хотел изначально? Сделать меня своей шлюхой?
Бекет меняется в лице: из спокойного превращается в раздражённого — об этом свидетельствуют его потемневшие глаза и склоненная чуть вперед голова. Берёт меня за руку. Не хватает, не сжимает, не причиняет боли. Но я чувствую, насколько крепкая его хватка. Она будто горло моё стискивает.