Хозяин горы (СИ)

За поисками наследия Дурина, мыслями о Васильке и Шире, она не заметила, как всего в нескольких метрах от нее заворочался дракон. Его огромный отливающий золотом глаз распахнулся, затем и второй, узкий зрачок мгновенно остановил свое внимание на незваной гостье, замершей в страхе за свою судьбу. Кто бы мог подумать, что этим непримечательным утром его ждет такой сюрприз.

– Мой сон был таким сладким… – произнес дракон тихо, но голос его эхом прокатился под куполом потолка, падая на хоббитянку с удвоенной тяжестью. – В нем я очнулся в собственных покоях и нашел под боком маленького воришку.

Хоббитянка подпрыгнула на месте, понимая, что только что произошло. Дракон оставался за ее спиной, его горячее дыхание щекотало лопатки, воздух вокруг словно стал слишком тяжелым для дыхания. Бонни осторожно, на негнущихся ногах, повернулась к говорившему, считая, что стоять к нему спиной – слишком невежливо, когда речь идет о беседе с древним злом. На лбу девушки заблестели бусинки пота, а все мысли и мечты прошли, словно их у нее никогда и не было.

– Во сне я разорвал его в клочья и отобедал, как не обедал уже давно. Не так уж сытно, но все же лучше, чем остаться голодным, – говорил дракон, поднимая голову. – А что делать с такой малявкой, как ты?

– Я… Я, простите, я не воришка, – пробормотала она, поджимая руки к груди. – Я даже ничего не взяла.

– Потому что не успела? – издеваясь, спросил дракон.

– Н-нет, – произнесла та, вздрагивая. – Я бы никогда не осмелилась.

Он говорил, а Бонни не переставала пятиться назад, преследуемая его холодным взглядом. Хоббитянка рассматривала Смауга, восторг закипал в ней, возвращая в далеко лежащие времена детства. Когда-то давно, слушая рассказы старой полуслепой бабушки, она представляла драконов совсем другими: словно ящерки, ползавшие в ее саду, разве что крылатые, да ростом побольше. Не такими крупными, не такими величественными и пугающими, не такими прекрасными, даже для безжалостного убийцы. Чешуя старого Смауга словно преломляла свет, впитывал в себя все сияние, чтобы излучать его поджарым брюхом.

Дракон поднялся, медленно. Он действовал осторожно, понимая, что юркая добыча боится резких движений и слов. Огромные крылья ящера не были расправлены, тот осторожно наклонил голову вперед, присматриваясь к девчонке. Бонни отчего-то почувствовала стыд, думая о том, что грязные после дороги русые волосы сегодня не заплела в косу, что штаны ее подчеркивают несуразно короткие ноги и широкий таз, а за рубахой видно плоское тело.

Древний ящер втянул в себя воздух, хоббитянке пришлось поддержать полы собственного пиджака, чтобы тот не угодил чудовищу прямо в пасть. И без того небольшой зрачок Смауга сузился, дракон вновь поднял голову выше, осматривая гостью со всех сторон. Бонни не могла прочитать эмоцию по его морде, но хоббитянке все же казалось, что увиденное не разожгло драконий аппетит.

– Твой запах мне не знаком, ты – не человек, не гном, не орк и не эльф. Что ты такое? – спросил он с неподдельным интересом. – Даже чародеи не пахли так… Мягко.

– Я из племени хоббитов, о, Смауг, – взволнованно пролепетала девушка.

– Хоббиты, – повторил дракон, наслаждаясь употребленным обращением. – О таких мне раньше не приходилось слышать. Неужели, я сплю так долго, что по поверхности теперь бродят незнакомые мне существа?

Дракон улыбнулся, и Бонни смогла разглядеть его зубы. Клыки, только клыки украшали его раскрытую в оскале пасть, давно не знавшую мягкой плоти добычи. Может быть, он спал слишком долго, и уже не желает охотиться? Охотиться – возможно, но охранять свои многочисленные пожитки, как любой другой дракон… Смауг не мог сбежать от собственной природы.

Дракон сделал пару мелких, осторожных шагов, желая вновь рассмотреть воришку со всех сторон, но гостья поворачивала голову вслед взгляду ящера. Хозяин горы улыбался, забавляясь поджидающей его игрой. В конце концов, сколько времени прошло с тех пор, как кто-то проникал под гору? Здесь, в одиночестве, пусть и столь блаженном, иногда и ему приходилось заскучать.

– Да, Смауг Великолепнейший, Смауг Ужаснейший. Твой век так долог, что нам, скромным хоббитам, и не снилось. И я даже… Я даже не верила…

– Во что? – с неподдельным интересом осведомился дракон.

– В то, что на свете может существовать такое великолепие, – осторожно ответила хоббитянка.

Дракон улыбнулся ее словам. Смауг, как любой себялюбивый ящер, ценил и лесть, и восторженный трепет, что несчастные смертные испытывали при виде его. Когда-то давно, в молодости, он частенько встречал путников, падавших перед ним на колени, молящих о пощаде, и сейчас, живя в затворничестве, Смауг вспоминал те времена с щемящим сердце удовольствием. Тоска не охватывала его, лишь желание снова закрыть глаза и увидеть происходящее во сне, провести еще день или неделю в мечтах.