Николай Никитич с нетерпением ожидал, когда окончится торжественная встреча. Как только ему удалось вырваться, он поспешил на Мойку, в дедовский особняк. Все бушевало в нем. Озлобленный, с опустошенным кошельком, он ворвался в неурочный час в свою санкт-петербургскую контору. Управитель Данилов со своей дородной супругой сидели за столом, насыщаясь обильной трапезой. При неожиданном появлении в горнице Николая Никитича он поперхнулся.
— Хозя-и-и-н! — откашливаясь, изумленно произнес он.
Демидов не дал опомниться управителю. Он подбежал к нему, без предисловий выволок из-за стола и, схватив за бороду, стал озлобленно дергать и выговаривать:
— Так вот как ты, холопья душа, вздумал над хозяином измываться! На копейки посадил и думаешь, гвардии офицеру сие пристало!
— Батюшка, выслушай! — взмолился Данилов и попытался улизнуть от расправы, но возмужавший Николай Никитич с большой силой сгреб его за шиворот и поставил перед собой.
— Говори, варвар, почему задерживал деньги и слал такие крохи, чем в большой срам меня поставил?
— Батюшка, Николай Никитич, да нешто я хозяин ваших капиталов? Опекуны всему кладут предел! Да и доходишки все ушли на ваши забавы! — пытался оправдаться Данилов.
— Врешь, каналья! — заорал Демидов. — Заводы на полном ходу: день и ночь плавят железо, и вдруг нет денег! — Он ожесточенно потряс управителя.
Данилов уловил минутку и вырвался, юркнув под руку хозяина.
— Дарья! — обиженно закричал он жене. — Тащи книги! Пусть господин сам узрит, куда ушли-укатились рублики!
Пыхтя и охая, перепуганная жена выбралась из-за стола и, подплыв к конторке, вытащила толстые шнуровые книги. Не успела она и шагу сделать со своей ношей, как Демидов орлом налетел на бабу, выбил из рук гроссбухи и стал топтать их.
— Караул, убивают! — заголосила баба.
— Молчи! Давай, сатана, деньги, а то худо будет! — пригрозил Демидов. Вся кровь ходуном ходила в нем. Распаленный гневом, он с кулаками пошел на Данилова. Выпучив от страха глаза, управитель торопливо полез в боковой карман камзола.
— Все тут, что приберег на черный день! Мое кровное… Берите, господин! Ох, господи! — взмолился он и трусливо протянул Демидову пачку ассигнаций.
Адъютант схватил их и, все еще ругаясь, выбежал из конторы:
— Хапуга! Вор! Его кровные — кто поверит сему? Мои же холопы на заводах старались для меня, хозяина!
Он выбежал в людскую и озорно закричал:
— Фамильную карету мне!
Словно ветром вымело слуг во двор. Демидов подбежал к венецианскому окну. С крыши, сверкая, падала звонкая капель. Пригревало солнце. На озаренную площадку вынеслись рысистые кони, запряженные в карету.
Николай Никитич поторопился во двор. Однако на крыльце он неожиданно что-то вспомнил и вернулся.
— Дядьку Филатку ко мне! Где запропастился, сукин кот? — закричал он подобревшим голосом.
Перепуганный насмерть Данилов, вытирая холодный пот, печально ответил:
— Нету Филатки, господин. С того времени нету Упокой, господи его грешную душу в царствии небесном…
— Отчего поторопился нерадивый дьячок на тот свет?
— И, батюшка, не с добра в петлю полез. Как узнал, что каторгой пахнет, то и порешил себя с досады!
— Дурак! — отрезал Демидов. — Разве жить надоело? Гляди, как хорошо и радостно дышится!
А на самом деле Демидову вдруг стало непонятно тоскливо: ушел из жизни Филатка, верный раб, и с его смертью отлетела юность.
И на сей раз, однако, не раскаялся Николай Никитич в своей подлости. Он спустился с крыльца, неторопливо уселся в карету и крикнул кучеру:
— В Семеновский полк!
Мысли перебежали к Свистунову.
«Как он теперь живет? Поди, по-прежнему повесничает!» — с волнением вспомнил он друга-однополчанина.
Демидов покосился на зеркало, которое блестело в карете. В нем отразился румяный, статный гвардеец. Широкоплеч, крепок, и на пухлой губе пробиваются черные усики.
«Хорош! — похвалил он себя. — Вот удивится Свистунов! Ах, друг мой…»
Мимо кареты мелькали знакомые улицы. Легко покачиваясь, Николай Никитич понемногу успокоился, а нащупав пухлою пачку ассигнации, и совсем повеселел.
«Ну, держись, братец! Непременно загуляем и в „Красный кабачок“ завернем!..»
Однако Демидову не довелось увидеться со Свистуновым: квартира поручика была занята незнакомым офицером.
— А где же гвардии поручик Свистунов? — разочарованно справился Николай Никитич.
— Свистунов? Хватились, батенька! — удивленно поднял плечи семеновец. — Да его из Санкт-Петербурга по высочайшему повелению выслали в собственное имение. В Орловщину!
— Жаль! Что за прегрешения?
Офицер покрутил ус, озорно улыбнулся.
— Известно, за что, за гвардейский грех! Садитесь, расскажу! — предложил он и придвинул кресло.
Демидов уютно устроился и приготовился слушать.