— Пишет, — подхватил Ллейр. — Понятно. Дальше я и сам могу продолжить: Конан с Ниам убежали, мы принялись изображать самих себя — мореплавателей. И нам это чудесно удалось. Ты, разумеется, прочел книг куда больше меня, но и я владею не одним лишь мечом. Всякий эпизод нашего карнавального плавания так или иначе повторял знаменитое плавание-возвращение на родину короля Деала, кое совершил он после многолетней осады и падения Кортириона. Кстати: то, что я перебил стражу, изображавшую племена фир-болг — это тоже не важно? В смысле по-настоящему я это сделал или иллюзорно? Человек пятнадцать, как-никак. Впрочем, они напали первыми, и всерьез. В конце концов мы ускользнули от Призрака Стеклянной Башни — к слову, он здорово напомнил мне Дубтаха — и канули во чрево великой рыбы, в полный мрак, хотя и до того сильно светло не было. Чрево оказалось библиотекой. Ах, да: как и следовало по легенде, покуда ты наблюдал танец юной Эорунн пред королем Форгалом, я добыл у старухи Дехтире светоч, сиречь масляный фонарь. Потом плавание оборвалось. Мы бродим здесь как два крота, очутившиеся на поверхности в безоблачный летний полдень; по крайней мере, увидели мы столько же. И что теперь?
— Так вот. Все не случайно, — ответил Ойсин. — Лабиринт открыл лабиринт. Подобное и непостижимое дало начало подобному и непостижимому. Космос создал космос. Жизнь породила жизнь. Конан не случайно спросил о десятом мире: мы вошли в лабиринт — в жизнь! Мы родились. Селиорон — подспудное, то, что есть до нас и остается после нас, то, что бессознательно есть у всех, — отступил в пучины, но не покинул нас. Мы начали путь по морю, полному опасностей, — жизненный путь. После же осознали, что живем, и избрали путь в десятый мир, в себя — вот он, вопрос Конана!
— Далее просто, — перевел дух Ойсин: постоянно говорить шепотом было затруднительно. — Старик-лодочник — провожатый душ.
— Неужели мы успели умереть? — выразил сомнение Ллейр.
— Нет, конечно, — развеял сомнения Ойсин. — От путешествия тела мы перешли к путешествию духа — взошли на твердь острова. И сей же час стражи повели нас чрез очищение, а после мы предстали на суде Вечного Мужа и Вечной Жены.
— Это Ниам ты зовешь — Вечной Женой? — хохотнул Ллейр. — Вот повезло Конану!
— Не ерничай, — вдруг оборвал его Ойсин. — Вечная Жена — это, как тебе должно быть известно, и Вечная Любовь. Во всех смыслах. И Вечная Чистота одновременно и совместно. Они присудили нам подвергнуться испытанию стихией — карнавалом, а также низойти, ибо тот, кто не нисходил, и не взойдет никогда. Полагаю, мы выстояли, ибо не устрашились мощи и воли Отца Зла, но и не пленились великой мудростью и прелестью его. И око его, ведущее в Бездну и нарушающее взором своим Космос, было закрыто.
— Конаном, — уточнил Ллейр.
— Им, — охотно согласился Ойсин. — Понеже киммериец побеждает зло не думами, кои лукаво переплетаются, яко полутени и полусветы в зеркале, и подобны змее, кусающей себя за хвост, но бытием, коему противна Бездна. Потому и пелен-тан очутился у него в руках: он не толкует, но действует. А следом нам было дано странствие, зане в странствии дух и душа растут и крепнут, проникаясь истой мудростью и смыслом естества.
— Хороша мудрость! Одни сплошь потемки, — заметил Ллейр.
— И странствие мы прошли. — Ойсин пропустил последнюю реплику мимо ушей. — И очутились во Тьме Первозданной, коя не пуста, как Бездна, но полна невидимых нерожденных сущностей и сутью. Вот тебе и библиотека, погруженная во тьму. Но здесь начало всему и всему конец — Последний Знак. Сознаешь, каков он?
— Кажется… — Ллейр был серьезен. Величие замысла Най-Брэнил, раскрытое Ойсином, восхитило его и тут же заставило трепетать. — Смерть?
— Да, — последовал ответ. — Вот отчего погибли те семеро жрецов. Они прошли, так или иначе, один путь с нами. Но они не поняли аллегории странствия. Остров чувствует, что мыслит человек и что он есть, поэтому ты и ощутил взгляд, устремленный на тебя книгами, на самом же деле — островом. Открыв Последний Знак и заглянув за Смерть, они открыли свое будущее и немедля умерли, ибо подспудно предчувствовали, какой смертью умрут, и остров дал им просимое. Каждый умирает лишь той смертью, какую выберет сам!
— А мы? Или нам тоже такое предстоит? — с явным неудовольствием вопросил Ллейр.
Потому я и справился об ощущении бессмертия. — В голосе Ойсина проскочила усмешка довольства. — Мы постигли Последний Знак и не страшимся его. И поскольку мы знаем, то воля наша свободна, ибо непредсказуема. Покуда же воля свободна, нет и смерти! Время для нас открыто во все концы. В отличие от умерших здесь, мы не переступаем черту Конца, за коей тьма и смерть, но открываем Начало — кое тоже конец, если рассудить — и свет безначальный!
— Так что, можно войти в ту комнату? — понял Ллейр.
— Да, — с совершенной уверенностью изрек Ойсин.
Проверив, удобно ли висит на поясе меч, Ллейр шагнул к светящемуся контуру двери.
— Не понравился мне тот Призрак Стеклянной Башни, — пробормотал Ллейр. — Свобода свободой, но не загнал ли он нас сюда нарочно?