Хозяин Океана

Однако отступать Ллейр не привык. Он толк-пул дверь, и та распахнулась настежь, пусть и была тяжелой, с украшениями из серебряного литья. Перед ним в освещенной камином комнате за большим круглым столом сидел Дубтах, верховный жрец.

* * *

Петли были смазаны на совесть, и дверь не скрипнула, но слепец моментально угадал, что происходит.

— Входите, — услышали они невозмутимый, глубокий голос верховного. — Я вас ждал.

Ллейр и следом Ойсин вошли в небольшую квадратную комнату. Здесь, в отличие от всех иных помещений, книг было очень мало, и все они выcтроились на полках вдоль стены, противоположной камину. Стены были покрыты лепкой, фресками и мозаикой, равно как и потолок — минимум дерева. Только мебель была деревянной.

Ллейр вопросительно взглянул на Ойсина: этого ли ты ждал? Ойсин, по всей видимости, затруднялся с ответом. Единственное, что Ллейр понял по встречному взгляду жреца, так это решимость разгадать смутную историю на Най-Брэнил сейчас и здесь.

Ойсин не сомневался, что найдет Последний Знак, но никак не ожидал, что его хранителем окажется Дубтах.

Старик, хоть и не видел ничего, словно бы видел все, словно бы перехватил этот моментальный обмен взорами.

— Не удивляйтесь, — усмехнулся он. — Я стар, но еще не слаб.

— Знаю, — быстро оправился от первого изумления Ойсин. — И не только я.

— Это, должно быть, Мейлах вам рассказал? Похоже на него. Ничего не разумеет, но тоже тянется причаститься тайны…

— Дубтах, зачем ты нас звал? — спросил вдруг Ойсин. — На Най-Брэнил нет зла. Нет в том виде, как это обрисовал ты. А то, что есть, вполне преодолимо не то что тобой, но даже и Мейлахом с его стражей, не говоря уж о Бренне или Медб.

— Нет? — засмеялся Дубтах. — Что же больше! Мальчишка возомнил себя богом — да что там, едва ни архонтом! Бренн? Да, он умеет любоваться красивыми переливами и сплетениями символов, но не сознает, что се переливается и пестрит драконья чешуя! Сидит в алмазной башне и не понимает, что до алмазов падок всякий мимохожий вор. Кто из нас слепой — я или он? Медб? Да вы еще назовите Ниам! Одна помешана на ворожбе, как всякая деревенская знахарка, и боится, что ее волшебные гадальные кости назовут их настоящим именем: мусор. Другая превращает дерьмо в золото, сиречь совмещает разврат с супружеской верностью, в чем и преуспела — Бренн, как я вижу, доволен. Этого мало?!

— Ты хочешь сказать, мир рушится? А прежде было иначе? — заметил Ойсин.

— Прежде — да! — От недавней невозмутимости Дубтаха не осталось и следа. — Попустительство, благодушие, глупость, блуд — все это было и пребудет. Но! Когда сильнейший яд попадает не ко врачевателю, но к одержимому — это не бедствие. Нет, это хуже! Это возвращение Отца зла!

— А если яд попадет к одержимому врачевателю? — вставил слово Ойсин. — Тебе не дает покоя рукопись?

— Нет, не рукопись, — криво ухмыльнулся Дубтах, качая головой. Руки старика виделись белее белого, да и сам он, теперь не в белых одеждах, а в черной ризе, выглядел точно архонт на одной из мозаик. — Но место ее. То, что сокрыто и должно быть сокрыто. Письмена богов остаются богам. Мы лишь хранители их. Письмена подтверждают величие замысла богов своим существованием, и не дело смертных касаться основ, коих им постигнуть не суждено.

— Так тебя уязвило, что принц оказался умнее тебя? — усмехнулся Ойсин.

— Умнее? Как бы не так! Пусть мои очи не зрят солнца, но я чувствую, есть ли оно на небосводе! Мне ли не знать, какой ветер ловят паруса, что распустил Кондла!

— Да уж точно не северный, — заметил Ойсин.

— Еще бы! — воскликнул жрец. — Стеклянная Башня — воронье пугало. Ужели юнец сам мог додуматься, что искать в библиотеке и где?

— Почему бы и нет? — возразил Ойсин.

— Да потому, — прихлопнул Дубтах ладонью инкрустированную столешницу, изображавшую картину мира от крайнего Восхода до последнего Заката и от звездных сфер до глубей недр и пучин морских. И белая иссохшая длань архонта-Дубтаха возлежала на кольце Окружного Океана. — Потому что для открытия таких тайн нужно знать то, что знают немногие. Нужно знать то, что передается от посвященных посвящаемым из века в век. Долго искали они ходы сюда, но Най-Брэнил был закрыт для них, и я немало потрудился для этого. Увы, ищущий да обретет!

— Только я оказался не так глуп, как думали они! — опять воскликнул жрец, не давая Ойсину вставить реплику в свой монолог. — Раз один нашел путь, то и другие, коли дать им ту же карту, повторят его. Мне ли не знать было, что прочел за свою жизнь принц Кондла, когда я был — и остаюсь, пусть это лишь видимость ныне — его наставником! Дай семерым те же книги и те же права, что имеет восьмой, да еще их соотечественник и ровесник — и они пройдут его дорогой…

— Так это ты убил сих несчастных! — догадался Ойсин.

— Не страшно, — осклабился верховный. — Напротив, они, полагаю, счастливы, поелику достигли вершины всех желаний — узнали час своей смерти и умерли так, как хотели. Что, нравится вам логика старого Дубтаха? — ехидно вопросил он.

— Если бы у жреца были живые глаза, он бы взглядом прожег дыру в сердце Ойсина.