Они машинально повторяли за лоцманом все его маневры, и остров-призрак, обретая материальность, все выше поднимался над ними. Закат, же загоревшийся над океаном, был скрыт громадой Най-Брэнил, и оттого абрис горы причудливо подсвечивался розовым и золотым. По фиолетово-серым склонам, обращенным к мореплавателям, из ущелий, ложбин и складок горы уже разливался темно-лиловый сумрак, неотвратимо, как вода, заполняя каждую выемку. И тем ярче светили из-под этого фиолетового покрывала желтые огни замков, фортов и пристани, то ли даря гостей приветливым домашним светом, то ли выдавая алчбу новой добычи недобрым хищным глазом.
Наконец из оловянных вод, в серебряной кайме прибоя, показались черные спины гигантских базальтовых молов, словно это были живые морские создания, размерами и древностью в тысячи раз превосходящие селиорона. Огромный зверь, Сопровождавший карру до прохода в первом рифовом барьере, будучи не в силах протиснуться сквозь него да и не испытывая особой нужды приближаться к острову, выпустил на прощание фонтан воды и пара и скрылся в глубинах. Ллейр и Ойсин были уверены, что подводное чудо не преминет дождаться, покуда они вернутся в море, на прежний курс.
Погода начинает портиться! Мы вовремя успели, месьоры! Перенести шторм в лабиринте перед Най-Брэнил не удавалось еще никому! — вдруг заявил с лодки старик, когда они входили и проход меж двух волноломов, перекрывающих один другого, как акульи челюсти.
На внутреннем волноломе возвышался маяк, и яркое пламя на верхней площадке билось и трепетало: с океана шел ураган. Ветер, прилетая с северо-востока, перепрыгивал через каменный щит острова и падал сверху на противоположное побережье либо обтекал гору стремительным холодным потоком, и море на рифах и отмелях лабиринта превращалось в настоящую мельницу преисподней, дробя о скалы и шхеры лабиринта все, что имело несчастье оказаться в эти часы в его власти. Тучи быстро обкладывали небо, закат гас, задыхаясь под их плотными слоями, будто костер, который вбросали землей. Остров окутывала ненастная ночь. Маяк нарочно воздвигли на внутреннем волноломе, ибо на внешнем натиск волн был столь силен, что находящиеся на маяке могли быть надолго — к примеру, в дни продолжительных осенних штормов — отрезаны от острова, а всякого, рискнувшего появиться в такую пору на внешнем молу, немедленно смыло бы в пучину, и участь его была бы ужасной.
Глава XIV
Внутренний рейд Най-Брэнил был столь же внушителен, как и иные сооружения этой единой огромной крепости. Весь военный флот Зингары с легкостью уместился бы в этой наполовину искусственной бухте, защищенной с восхода высоким коренным берегом острова, делавшим здесь крутую излучину, а с полудня и заката — великанскими волноломами, дату постройки коих не брался назвать даже Ойсин.
Ныне рейд был пуст, лишь немногочисленные небольшие суда для прибрежного плавания жались к причалам, предчувствуя бурю, которая была довольно сильна даже в гавани. Среди них выделялся как размерами, так и красой корабль с двумя рядами весел, строить каковые на материке перестали уже давно.
— Не это ли королевская байрема? — поинтересовался у старика Ллейр, когда карра и челн поравнялись, подходя к причалу. Конан знал по рассказам моряков, что такие корабли некогда плавали по Закатному Океану, но вот как они назывались, этого он никогда не слышал.
«Красивые были корабли, — подумал киммериец. — А слово надо запомнить. Таких кораблей тут, наверное, немало. На этих Островах столько всяких древностей, сколько нет и в лавке тарантийского старьевщика, где отыщется даже гвоздь, на который некогда Эпимитриус вешал перед сном свой плащ».
На причале стоял сурового вида стражник с фонарем, кой стражник ростом, фигурой, с позволения сказать, прической и выражением лица напоминал Бриана Майлдафа, встретившего на узкой тропке какого-нибудь Монграта, четвероюродный несколько раз прадедушка коего триста сорок шесть лет назад за успешную попытку совратить свою жену прирезал столь же отдаленного и весьма косвенного предка Бриана. Правда, на стражнике были обычные туника под кольчугой, шерстяной плащ и штаны, а не горский наряд.
— Ты никуда не годишься, Калаган, — заявил старику стражник. — Едва не утопил важных месьоров оттого, что полз по протокам как улитка. Королю я ничего не скажу, но ты выставишь мне за это две кружки вина.
— Выставлю, выставлю, — насмешливо прокаркал в ответ лоцман. — Надеюсь, что после них ты напьешься, свалишься наконец с причала, и ржавые железяки, которые на тебя навешаны, утащат тебя на корм рыбам.
— Прекрасный край! — обрадовался Конан, хотя слова' эти были сказаны обычным для киммерийца тоном пророчества о близком конце света. — Здесь тоже пьют вино!
Против такого вывода, извлеченного из разговора двух старых пьяниц, ни Ллейр, ни Ойсин ничего возразить не смогли.