Хозяин Проливов

— Нет. — Левкон отрицательно покачал головой. — После всего, что рассказал Кирион, не стоит раньше времени осведомлять кого не надоо моем возвращении. Я хочу свалиться дяде как снег на голову.

Обогнув город с запада, спутники снова углубились в степь.

— Мы доедем до Мышиного мыса, а там уже рукой подать.

Меотянка только вздохнула. С тех пор как они двигались в виду старых валов, на которых когда-то кипела работа, а теперь лишь колыхался бурьян, у нее было нелегко на сердце.

— А сколько у твоего отца земли? — спросила она, чтобы отвлечься.

— Много, — бросил гиппарх. — Мы из первых колонистов. Еще мой прадед приехал сюда из Милета. С четырьмя братьями. Им нарезали землю возле самого Мышиного мыса, они ее вспахали, а тут скифы. Кто бежал, кто спасся. Прадед был в Пантикапее, сбрую покупал. Вернулся — ни своей семьи, ни братьев. Одна земля — хоть ешь ее. — Левкон сжал коленями бока лошади и чуть привстал над седлом. — Во-он лиман. За ним направо, и мы у Мышиного. — Так вот, — гиппарх снова пустил коня рысцой, — прадед один всю землю обработать не мог. Договорился с другими колонистами и раздал им куски за небольшую плату. А лет через десять на эти деньги купил место на Соляном озере и построил солеварню. У него было четырнадцать детей, но только дед дожил до совершеннолетия. Он уже все лишние деньги пускал на покупку пустошей: кого убили, кто сам уехал, а земля осталась. Он даже далеко отсюда в степи купил кусок дикой земли с семью источниками. Так и назвал — Семь Колодцев. Все думали: с ума старик сошел, хочет за воду деньги брать. А дед — нет, говорит, за воду брать грешно, а деньги ко мне и так придут. Вышло по его. Кочевники там всегда скот поили. Дед стал туда зерно возить, соль, овощи, посуду. За ним односельчане потянулись. Торжок у Семи Колодцев получился — хоть в город не езди. Не только сам старик разжился, весь поселок у Мышиного прибыль имел. За право торговать на его земле он много не брал. Въезжаешь — диабол, и выезжаешь — тоже. Кому жалко? А он на этой бросовой монете еще три солеварни. Вот как.

Арета с удивлением смотрела на своего спутника. Он так увлекся рассказом о приобретениях своих предков, что перестал даже следить за дорогой. Хорошо, сама девушка внимательно посматривала по сторонам.

— Но кажется, сейчас торга в степи нет? — озадаченно спросила она. — Я первый раз слышу про Семь Колодцев, хоть мы здесь кочевали.

— Все дядя! — Левкон плюнул на землю. — Старый козел! Ну не можешь, не берись! Кто неволил? Ему дед оставил Семь Колодцев, а отцу землю у Мышиного мыса. Все по справедливости. Живи — деньги лопатой греби. Нет! — У гиппарха даже щеки покраснели от негодования. — Мало ему показалось, жадность заела. И ведь предупреждал дед: до тех пор торг стоять будет, пока к воде не притронешься. Тот не послушал. Нанял охрану — и больше без денег ни кружки никому, хоть помирай. А в тех местах скота — за день реку выпьют.

— И как же? — затаила дыхание Колоксай. Она понимала, что ее соплеменникам просто не на что покупать воду, они все меняют на коров.

— Ну кочевники его охрану снесли, недолго думая, — поморщился Левкон. — А вода, веришь ли, в тот же день ушла. Будто заговорил кто-то. Вся земля потрескалась.

У Колоксай широко открылись глаза от удивления.

— А нет воды, нет и торга, — заключил Левкон. — Был дядя богатым человеком и в одночасье из-за своей жадности стал нищим. Отец ему денег дал, а землей не поделился. Прости, говорит, брат, нельзя тебе к живому прикасаться. Уходи в город.

— Тогда твоему дяде есть за что вас не любить, — протянула Арета.

— Есть, есть, — кивнул Левкон. — Он еще собирался жениться на моей матери. Уже и родственники были согласны, и договор заключили. Но когда дядя разорился, ее отец побоялся отдавать дочь за нищего и предложил моему отцу. А тот не отказался. Он, видишь ли, с детства на нее посматривал. Но отец был заика и стеснялся подойти. А оказалось, что и она к нему больше была расположена. Злилась, плакала, говорила, что родители выдают ее за Семь Колодцев. — Левкон скосил глаза, не уверенный, что спутница слушает. Но Арета смотрела прямо на него. — Вот тебе и вся история моей семьи, — усмехнулся он.

— А что же дядя? — недовольно повела бровью Колоксай. — Как он выкарабкался? Сейчас его не назовешь нищим.

— О! — зло рассмеялся Левкон. — Это большой хитрец! Сам Гермес ему в подметки не годится. Он пошел в город, но не завел себе там дела, не купил лавку или корабль в порту, а на все деньги дал взятку казначею Народного Собрания Кали-маху и получил должность ойкиста. Стал землю мерить для прибывающих переселенцев. Тому прирезать, тому дать вместо целины уже кем-то обработанные, но брошенные земли. Все стоит денег. А чтоб Калимах его прикрывал, делился с ним… Вон Мышиный! — Левкон подскочил в седле, вытянув вперед руку. Он даже изменился в лице, ноздри у него раздувались, губы дрожали.