Хозяин Пророчества [трилогия]

Однако зверь был не тем противником, которому можно было противостоять безнаказанно. Немалая часть урона, поглощенного солнечным щитом, передалась его создателю. Альтемир согнулся, словно получив под дых булавой, и с большим трудом удержался от того, чтобы не упасть на колени. Мурен был готов поклясться, что слышал треск ребер, но мгновение — и паладин снова стоял в полный рост как ни в чем не бывало, смотрел прямо в глаза зверю и вроде бы даже улыбался.

«Прекрасно! А теперь подвинься!»

Мысли Наран-зуна, вроде бы заемные у охотника, но от того не потерявшие своей привлекательности, прочно засели в головах у всех. Паладин так просто отпрыгнул в сторону, ощутив скрытый в этом возгласе смысл. И не ошибся. Зверь, раздраженный сопротивлением ничтожных червей, решил больше не мелочиться и, с неожиданной резвостью махнув лапой, ударил всерьез.

Широкий веер искажений метнулся вперед, угрожая и дервишу, и паладину, и всем, кто стоял за ними. Вождь орков, словно обезумев, прыгнул вперед, прямо под атаку — и светящийся шарик у него на плече сорвался с места.

Храбрость всегда кажется безумием со стороны. Но охотник прекрасно видел, что за устремление скрывается в сердце у его подопечного. И потому без малейших раздумий бросился на защиту пустынного вождя, перевоплотившись в громадного, перевитого мускулами орка-воителя в одной лишь набедренной повязке, но с двумя громадными ятаганами и непоколебимой отвагой.

Охотник принял атаку зверя на скрещенные клинки, со скрежетом растолкнул лезвия, разрывая и рассеивая волну искажений, и сразу же, издав утробный рык, прыгнул вперед. Ему тут же пришлось изворачиваться прямо в воздухе, пропуская удар когтистой лапой над головой. Даже охотнику не хотелось бы получить удар подобной силы в лоб. Зверь, промахнувшись, провалился вперед и раскрылся. Охотник, используя удачный шанс, тут же вцепился ему в глотку и броском повалил наземь, сцепившись в тесной рукопашной.

Что-то, оглушительно свистя, рассекло воздух на невероятной, недоступной даже многим магам скорости, и охотник взревел, получив удар в спину. Сзади на него напал второй зверь, уже разорвавший двух оставшихся элементалей в клочья и теперь издевательски парящий над полем битвы. Маги почти все были в порядке. Дала небольшую трещину лишь защита того, который поскользнулся, услыхав о прибытии Оцелота. Но он своими силами справился с основными повреждениями и теперь ускоренно регенерировал под присмотром одного из своих учеников.

Остальные же продолжали битву, хотя не сказать, чтобы очень уж успешно. Крылатый отгородился от мира чем-то вроде полупрозрачной сиреневой сферы, внутри которой с комфортом готовил следующую атаку. Маги же, наперебой изощряющиеся в использовании самых сильных своих заклятий, выглядели, словно стайка детишек, кидающих камешки в воздушного змея. Но в их бессилии не было ничего удивительного: защита твари работала не по законам привычной магии. Скорее даже, не по законам этого мира.

Однако заставить магов сдаться было не так-то просто, они привыкли сражаться с неведомым. Фактически чародейство само по себе бросало вызов устоям привычного смертным мира, а потому оставлять зверя в покое никто не собирался. Радимир, оправдывая свое многолетнее и неколебимое положение сильнейшего мага Империи, преуспел первым. Созданная им шаровая молния прошила защитную сферу, как гнилую дерюгу, и наполнила ее изнутри разрядами. Изумленный зверь зашелся в яростном вое, вновь обратив внимание на врагов, о которых он уже решил забыть.

Оцелот, поймав пылающий гневом взгляд твари, ухмыльнулся и отсалютовал ей двумя пальцами, не забывая одновременно поставить самую мощную из известных ему защит, разумеется изменив ее. Шаровая молния, доставшая зверя, тоже отличалась от обычных печатей. В конце концов, недаром Радимир был древним магом, учившимся у эльфов. Но даже эти знания он с упорством настоящего чародея расширял и изменял, в чем имел удивление убедиться еще Реск Парящий.