— Но почти в тот же самый миг мы и проиграли. Потому что здесь явился новый боец в черном — игрок, изменивший не только ход всей партии, но и, казалось, сами ее правила. Он был тем, кто держал в кулаке все цепи до единой. И он воистину обладал должной силой, чтобы совершить подобное. — Все присутствующие, кому довелось пережить встречу с Мастером Цепи, старательно потупились, не особо желая воскрешать в памяти эти неповторимые ощущения. — И он, нырнув прямо в кипящую в жерле лаву, не сгинул, как опрометчиво надеялись многие, — нет, он достиг хранилища тьмы и выпустил ее наружу. Дервиш медленно повернулся, держа глаза плотно закрытыми, уселся и только потом, вместе с первым словом, поднял веки. Старичок явно любил драматические эффекты и умело ими пользовался: — Из всех, кто находился в тот момент в горниле битвы, выжили только двое — я и Наран-зун, которого я успел прикрыть щитом своей силы. И могу сказать: если бы истечение тьмы продлилось хоть парой мгновений дольше, здесь не было бы и нас, несмотря на все мои умения. Это воистину страшная мощь. — Харад, оттолкнувшись ладонями от коленей, встал. — Мы должны поспешить. Я чувствую: еще день, и мы безнадежно опоздаем к вратам пустыни. Наш путь лежит именно туда.
Взгляды, которыми дервиша одарили бойцы Алой Армии, были полны недоверия, и старик словно бы закрепил сказанное:
— Путь каравана, идущего по нити оазисов, ясен и прям, как полет стрелы. Именно во вратах пустыни лежит древнее святилище нашего народа, и…
Наран-зун, внезапно двинувшись, тяжело положил ладонь на плечо дервиша, устремив на того весьма устрашающий прищур. Харад, обернувшись, воззрился на вождя так, словно уж от кого-кого, а от него удара он точно не ожидал.
Последовал краткий обмен репликами на орочьем языке, вождь, не в пример невозмутимому дервишу, раскипятился и, воздев руки к небу, проорал что-то гортанное и явно угрожающее, потом молниеносным движением выхватил клинок и, ткнув им в замерших предводителей Алой Армии, сплюнул на песок. Харад-аль, спокойно убедившись, что орк спрятал клинок в ножны и отошел подальше, повернулся к своим собеседникам и развел руки в извиняющемся жесте:
— Он несколько… консервативен. Не может смириться с тем, что чужеземцы увидят нашу святыню и, может быть, постоят рядом.
Кьяр сочувственно закивал:
— Я тебя понимаю — наш Король точно такой же замшелый булыжник.
— Э-э-э, я могу задать один вопрос? — Альтемир, видимо устав отсиживаться в стороне от диалога, сделал шаг вперед, неуверенно поднимая ладонь. — Если я правильно понимаю
Харад-аль, прикрыв веки до тонких щелочек, наградил Альтемира внимательным взглядом и затем заговорил очень быстро, словно приняв некое решение:
— Ну что ж. Наш путь лежит к вратам пустыни. Казалось бы, вся громадная равнина перед нами, степь плавно переходит в пески, и пройти можно где угодно. Но это ошибка. Где угодно можно лишь войти. И заплутать навсегда. — Дервиш хихикнул. — Один из небольших приветственных сюрпризов нашей родины. Есть лишь одно место, где путников, сколько бы их ни было — двое, караван или целая армия, не будут ждать обманные тропы, зыбучие пески, древние ловушки и бури, далеко не все из которых созданы ветром. Это врата пустыни, и там же стоит обелиск, священное место орков, средоточие силы. Граница со Степью, где когда-то давно наши пращуры встретились с предками непоседливых кирссов. И именно там сейчас стоит преграда, не дающая пройти врагам. Мне, кстати, было бы интересно узнать, что сейчас происходит в степях, но об этом мы поговорим, когда у нас появится время. Пока же я могу сказать, что не позавидовал бы тамошним жителям — ныне оттуда волнами идут лишь легионы мертвецов.
Радимир прищурился:
— Как, и к вам тоже?!
Паладин тут же втиснулся в разговор:
— Что значит «и к вам тоже»?! Что с моей страной? Империя под ударом?