Лестница заканчивалась площадкой, на которой высился черный куб весьма странного вида. Даже самый непроглядный камень отражает свет и сверкает гранями на солнце, а солнца в степи было вдоволь. Это же сооружение было словно создано из абсолютной темноты; свет, единожды упавший на огромные грани, разом проглатывался и уже не мог оттуда вырваться. Радимир и Харад-аль приостановились, не дойдя до вершины полусотни шагов, следом за ними замерли и все остальные.
— Это ведь не камень, и ребенку ясно.
— Больше похоже на щит.
«Да позволят мне вмешаться: от этого щита за лигу несет магией зверя».
И, будто услышав эти слова, стены черного куба рухнули. Таившийся внутри зверь вырвался на волю, подпрыгнув и зависнув в воздухе мордой к отряду.
Пожалуй, это существо было не лишено даже некоторого, хотя и явно безумного, изящества — при своих внушительных размерах зверь умудрялся буквально порхать, как мотылек-переросток. Разумеется, все дело было в магии: сочленения всех частей звериного тела были столь тонки, что могли разорваться, казалось, от малейшего дуновения. Нижние лапы, дважды изогнутые в суставах, были оснащены внушительными когтями, словно у какой-нибудь гарпии. Верхние больше походили на человеческие, но изобиловали торчащими костяными шипами. Тяжелые кожистые крылья, широко распахнувшиеся в самый момент появления зверя, с тех пор не сделали больше ни одного движения, но выглядели и впрямь устрашающе. Почти самым неприятным местом твари была голова: по-жабьи сплющенная, с широким безгубым и беззубым ртом, она была оснащена двумя совершенно поразительными глазами, до жути похожими на человеческие, которые словно выдрали живьем и перенесли в это кошмарное тело. Но радужка была сплошная, без зрачков и словно затянутая сплошными бельмами ровного серого цвета.
Но меньше всего хотелось смотреть на довесок к этому пусть и чудовищному, но все-таки представимому телу. К спине зверя лепилось нечто вроде переливающегося перламутром спрута, беспрестанно шевелящего своими полупрозрачными щупальцами. Более подробно сие творение неведомого, но явно пораженного безумием разума никому не удалось рассмотреть по нескольким причинам. Во-первых, никто особо и не рвался. Во-вторых, разглядывать эти цветовые переливы в упор почему-то очень не хотелось — из соображений безопасности, чтобы они, не дай бог, не глянули в ответ. И в-третьих, на это просто не было времени.
Потому что самым страшным в твари оказался не ее внешний вид и даже не запредельная мощь, хотя с последним можно было бы и поспорить. Страшнее всего был ее разум. Хотя бы потому, что он
И действовал зверь не как обычное сторожевое заклятие. Он мгновенно оценил всю группу и нанес удар — достаточно мощный, чтобы задеть всех, но нацеленный в самого слабого. Любой маг, размышляя отвлеченно, признал бы безусловную правоту этого метода — убивать врагов поодиночке, а то мало ли что они смогут сделать вместе.
Радимир же, размышляя очень быстро и очевидно предвзято, мгновенно взопрел и всеми силами налег на траекторию вражеского удара, чтобы попытаться изменить ее и отвести от Альтемира неизбежную смерть. Харад-аль и все остальные попытались помочь по мере сил, не забывая, впрочем, про себя.
И у них получилось. Однако, увидев взмывшего в воздух паладина, которому под дых словно угодил таран, все поняли, что получилось
Наран-зун, окутавшись серебристым коконом, побежал вверх по ступеням, словно и не заметив ни атаки зверя, ни потенциальной опасности. Впрочем, вот как раз ему-то, защищенному лучше всех, и не стоило волноваться — его вел в бой сам охотник. И своим порывом, пусть и не понимая этого, вождь орков спас положение: тварь полностью переключила весь свой интерес на него, полностью забыв про мельтешение остальных. Поединщики скрылись за краем лестницы, и только вырывающиеся оттуда черно-белые сполохи говорили о том, что два врага наконец-то нашли друг друга.
Паладин, пусть и без видимых повреждений, в нелепой позе недвижно распростерся на лестнице, и сомнений в его состоянии не было ни у кого. За долю секунды для него сделали нормальное воздушное ложе и еще за секунду провели осмотр, показавший, что парню крепко не повезло. Безо всяких видимых причин он умирал. Умирал не корчась от боли, не старясь, не истекая кровью, просто тихо лишаясь жизни. Зверь знал свое дело.
Сетэль, частью своей души чувствуя абсолютно все, что происходит со связанным с ней человеком, почти неслышно пробормотала:
— Он жив.
«Не знаю, не знаю, по мне, так он присоединится к нам».
Демонесса мгновенно метнула на шамана красноречивый взгляд. Мурен, прочувствовав всю пронзительность этого луча внимания, немедленно поправился:
«Впрочем, у нас, духов, всегда плохо с чувством времени. Может быть, это произойдет и не сейчас».
— Вы бы не трепались, — рассек оазис тяжелой тишины усталый голос Харад-аля.