Хозяин Спиртоносной тропы

— А что, дядька Федот, они тут так в тайге и живут? Разве можно вот так, без людей? Как же одним-то, без поселухи?

— Видно, можно, — глядя назад, задумчиво ответил Федот. — На поселуху выходят иногда, проведают родных и единоверцев, ночь бывают и назад. Видно, так им на роду написано: жить в глуши, подальше от людей. Вера у них такая — старая. Потом поймешь когда-нибудь.

Взлет и падение Егора Бочкарева

Дома его потеряли, организовали поиски, которые не дали никаких результатов. Утром первой хватилась мать Анна Константиновна: нет сына, исчез, пока все спали. Сначала думала, ушел без спроса с товарищами в тайгу, но когда Кузя не появился к обеду, забила тревогу. Обежала соседей, но о нем никто ничего не знал. В эту ночь никто на глухариный ток не ходил, все были дома. Стало очевидно, что непослушный мальчишка ушел в лес один.

Ефим собрал мужиков. Разбившись на группы, старатели обошли все недалекие места, кричали, стреляли, но все бесполезно. На подмерзшей за ночь дороге не было следов, никто не мог даже предположить, в каком направлении он ушел. После первой ночи наступило другое утро. Люди пошли дальше, но и это не привело к желаемому результату. Пропал Кузя, будто ветром унесло.

Мать плакала, отец молча хмурил брови. Все понимали, что ситуация серьезная. В таком возрасте бродить в глухомани с одним топориком двое суток сможет не каждый. Охотники высказывали разные версии, одна другой страшнее. В такую пору можно запросто провалиться в полынью, попасть в зубы голодному зверю или уйти в горы, откуда выйти назад невозможно. Окрыляющую надежду принесла Катя Рябова вечером второго дня. Ворвавшись в избу к Собакиным, где собрались все приисковые рабочие, с порога затараторила:

— Там дед Ефрем бормочет, говорит, что рассказал Кузьме про какой-то ток!

Мужики гурьбой направились к Лугиным, ввалились в маленькую избушку, стали расспрашивать. Дед Ефрем не стал скрывать, о чем беседовал с мальчишкой, старался быть рассудительным:

— Назавтра Кузя обещался притить, помочь мне половики постирать. А к вечеру мы с ним подадимся за перевал, на игрища.

— Где тот ток? Куда идти? — в нетерпении перебил его Ефим.

— Ишь ты, какой хитрый! — нахмурил брови старый. — Тебе скажи, так ты потом туды народ поведешь. Найдут место, разгонят всех мошников.

— Сейчас не до тайн, пацан потерялся, — пытаясь узнать у деда дорогу, наседал Ефим. — Двое суток как нету.

— Куды ж он подевался? — удивлялся старый, и вдруг посветлел лицом. — Так он, наверное, в город подался. Там девки ужасть как хороши! За двадцать пять рублев такие салазки выписывают, дух замирает!

Дед Ефрем высказал еще несколько предположений, но в силу слабоумия по старости к его версиям никто не прислушивался. Выручила бабка Варвара:

— Что вы старого слушаете? Видите, у него вместо головы чугунок. А насчет мальца так скажу, он, наверное, на Спиртоносный ушел, там ищите. Мой Ефрем все оттудова раньше глухарей таскал.

Дед Ефрем стал ругаться на Варвару, что та рассказала заветное место, где теперь «шарамыжники переколотят всех птиц, и ему боле утехи не достанется».

С надеждой мужики высыпали на улицу. Идти в тайгу решили сейчас же, не откладывая. Собирались недолго: много ли надо таежникам для того, чтобы вооружиться ружьями, топорами, ножами да прихватить небольшой запас продуктов на пару ночей? Сгрудившись у ворот Ефима, хотели выдвигаться, но их окликнул веселый, неунывающий голос:

— Эй, бродяги! Далеко ли собрались?

Глядь, по улице шагает высокий, широкоплечий детина. Узнали Федота Зыкова. Рядом с ним, с заплетающимися ногами, поникшими плечиками едва переступал ногами Кузя. У мужиков — вздох облегчения: нашелся! Повеселев, стали расспрашивать:

— Где был? Откуда вышел?

Ефим хотел схватить сына за уши, отлупцевать вожжами, но Федот не дал, заслонил мальчишку спиной:

— Охолонись, папаша. Нечего пацана наказывать, и так себя научил, урок будет. Лучше накормите да спать положите. Он и так вон сколько тайги отмерял, стоит дивиться.

Строгий отец остыл, решил отложить наказание на утро. Отправив Кузю в дом, стал спрашивать Федота, где он его нашел.

— А я не искал его, он сам на скит к Красной речке вышел. Смышленый парнишка, выносливый, хороший таежник будет. Вот ему пару глухарей от меня, за то, что пособлял нарты подталкивать. В том, что один в тайгу ушел, твоя, Ефим, доля вины есть: надо было не отталкивать, а сводить, показать, научить. Пацан к таежной науке тянется, а ты ему отказываешь. Негоже так делать.

Поблагодарив Федота, с большой радостью, что все так закончилось, мужики разошлись. Ефим пригласил Федота к себе, угостил медовухой. После трудного пути, приняв лишнюю кружку настойки, спаситель встретил утро на сундуке, ушел домой, когда взошло солнце. Проводив его, Ефим долго думал над его словами.

Наказывать Кузю отец не стал, проникся словами Федота. Искоса поглядывая на сына, в тот же день изрек свое родительское слово: