Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

В связи с этим можно обратить внимание на примеры сдержанности Сталина по отношению к Ежову. Более чем скупой, без всяких положительных мотивировок была даже процедура избрания Ежова в Политбюро на пленуме ЦК ВКП(б) 12 октября 1937 г.:

«СТАЛИН […] Второй вопрос. О составе Политбюро. Политбюро предлагает ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро и утвердить его кандидатом в члены Политбюро.

ГОЛОСА. Правильно.

АНДРЕЕВ. Какие предложения будут.

ГОЛОСА. Голосовать.

АНДРЕЕВ. Кто за то, чтобы принять предложение Политбюро — ввести тов. Ежова в кандидаты в члены Политбюро, тех прошу поднять руки. Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Принято единогласно»[878]

Историки неоднократно обращали внимание на то, что Сталин отсутствовал на торжественном заседании в честь 20-летия органов ВЧК-ОГПУ-НКВД в декабре 1937 г., в день, как справедливо отмечает Б. Султанбеков, «наивысшего торжества Ежова, на фигуре которого сконцентрировалось все почтение к органам»[879].

В общем, Ежов вряд ли мог претендовать на роль организатора «большого террора», самостоятельного политического деятеля в сколько-нибудь серьезной мере предопределявшего размах и направление чистки. Ежов был старательным исполнитель воли Сталина, действовал в рамках четких указаний сверху. Не известно ни одного факта, который хоть в какой-то мере свидетельствовал бы, что Ежов вышел из-под сталинского контроля. От дел Ежов был отстранен в тот момент, который счел целесообразным сам Сталин.

Так же, как в свое время «большую чистку», новый поворот «генеральной линии», отказ от массовых репрессий, а следовательно, устранение Ежова и его помощников, Сталин начал готовить загодя, медленно дозируя его и тщательно скрывая свои истинные намерения. 8 апреля 1938 г. Политбюро утвердило назначение Ежова по совместительству наркомом водного транспорта СССР[880]. Внешне это выглядело как новое почетное задание в духе продолжения большевистской традиции (первый председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский также назначался по совместительству наркомом путей сообщения для наведения порядка в этой важнейшей отрасли народного хозяйства). Однако фактически наделение Ежова дополнительными обязанностями послужило поводом для далекоидущей перетасовки кадров в НКВД. Политбюро санкционировало перемещение в Наркомат водного транспорта большого количества ответственных сотрудников НКВД[881].

Недавние «герои-чекисты» почуяли недоброе, и некоторые попытались предупредить свой арест. Широкий резонанс в ежовском наркомате получило известие о бегстве за границу одного из высоких чинов этого ведомства начальника УНКВД Дальневосточного края Г. С. Люшкова. Под его руководством на Дальнем Востоке проводились многочисленные аресты и расстрелы, а также депортации из приграничных районов в Среднюю Азию советских корейцев. В конце мая 1938 г. Политбюро приняло решение освободить Люшкова от работы на Дальнем Востоке и отозвать его в центральный аппарат НКВД. Опытный Люшков понял, что означает это «повышение». В ночь с 12 на 13 июня, прихватив ценные документы, под видом инспекционной поездки он перешел границу с Маньчжоу-Го. В дальнейшем Люшков сотрудничал с японской разведкой. В августе 1945 г. отступавшие японцы застрелили перебежчика.

Побег Люшкова был сильным ударом по Ежову, который активно поддерживал и выдвигал Люшкова. Видимо, именно тогда Ежов почувствовал всю шаткость своего положения. В конце ноября 1938 г., уже после своего смещения Ежов в своеобразном письме-исповеди на имя Сталина отмечал: «Решающим был момент бегства Люшкова. Я буквально сходил с ума. Вызвал Фриновского и предложил вместе поехать докладывать Вам. Один был не в силах. Тогда же Фриновскому я сказал: “Ну теперь нас крепко накажут […]” Я понимал, что у Вас должно создаться настроженное отношение к работе НКВД. Оно так и было. Я это чувствовал все время»[882].

Очень скоро Ежову пришлось еще раз убедиться, что предчувствия его не обманули. В августе первым заместителем Ежова был назначен секретарь ЦК КП Грузии Л. П. Берия. Внешне Ежов оставался в фаворе и силе, но рядом с ним появился человек, которого сам нарком внутренних дел по доброй воле никогда бы не выбрал себе в заместители. «Переживал и назначение т. Берия, — признавался Ежов в уже цитированном письме на имя Сталина. — Видел в этом элемент недоверия к себе, однако думал все пройдет. Искренне считал и считаю его крупным работником, я полагал, что он может занять пост наркома. Думал, что его назначение — подготовка моего освобождения»[883].