Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры

Подобно делу Сырцова и Ломинадзе, дело Эйсмонта, Смирнова и Толмачева началось с доноса. Давний знакомый Эйсмонта Н. В. Никольский, работавший на Севере, вернувшись в Москву, встретился с Эйсмонтом 7 ноября 1932 г. на вечеринке в честь годовщины октябрьской революции и обсуждал с ним текущие политические события. Эйсмонт, только недавно приехавший из командировки на Северный Кавказ и потрясенный тем, что творила там комиссия Кагановича, судя по всему, действительно позволил себе резкие высказывания. Как утверждал Никольский, Эйсмонт говорил ему о голоде в стране, о недовольстве части членов ЦК политикой Сталина, о критическом настрое по отношению к Сталину Толмачева и Смирнова. Важным пунктом доноса Никольского было утверждение, что Эйсмонт пытался вовлечь его в какую-то группу. 19 и 22 ноября эта информация была направлена Сталину. Сталина, несомненно, заинтересовал и тот фрагмент доноса, в котором Никольский сообщал о связях Эйсмонта и Рыкова[382].

24 ноября Эйсмонт был арестован[383]. В ОГПУ провели его очную ставку с Никольским. Эйсмонт частично признал правдивость заявлений Никольского, но отрицал ряд наиболее опасных фактов — о том, что он приглашал Никольского вступить в какую-то группу и о том, что Смирнов якобы предлагал «убрать» Сталина. На следующий день, 25 ноября, был арестован В. Н. Толмачев. Затем последовали допросы других участников вечеринки у Эйсмонта. В целом, несмотря на все старания ОГПУ, полученные данные не производили серьезного впечатления. Фактически не был доказан основной пункт обвинения о существовании какой-либо оформленной антипартийной группы, располагавшей определенной программой. Несмотря на то что в разработках ОГПУ, это дело проходило под подзаголовком «рыковская школа», чекистам не удалось добыть серьезных аргументов в пользу связи Эйсмонта, Смирнова, Толмачева с бывшими лидерами «правого уклона» А. И. Рыковым и М. П. Томским. Тем не менее 27 ноября вопрос был вынесен на рассмотрение Политбюро и Президиума ЦКК.

Главными обвиняемыми на заседании 27 ноября помимо Эйсмонта, Толмачева и А. П. Смирнова (которого в силу его заслуг не решились арестовать на данном этапе), были бывшие лидеры «правого уклона» А. И. Рыков и М. П. Томский, а также близкий к Рыкову кандидат в члены ЦК ВКП(б) В. В. Шмидт, бывший заместитель Рыкова в СНК, а в 1931–1933 гг. — главный арбитр при СНК СССР. Уже в начале заседания председательствующий Я. Э. Рудзутак заявил: «Мы на это заседание просили пригласить кроме членов Политбюро и Президиума ЦКК, тт. Смирнова, Томского, Рыкова и Шмидта по той причине, что по ряду показаний Эйсмонта и других есть указания, прямые или косвенные, об участии этих товарищей в этом деле или в антипартийных разговорах»[384].

Как ясно следует из стенограммы этого заседания, его основной целью было не беспристрастное разбирательство обвинений, подготовленных ОГПУ, а безусловное политическое осуждение любых сомнений в правильности сталинского курса. Причем, главным объектом атак на данном этапе оставались «правые», верность идей и предостережений которых становилась все более очевидной по мере углубления кризиса сталинской политики. Выступления Сталина и его верных соратников на заседании 27 ноября показывали, что у них не было серьезных аргументов в защиту проводившегося курса. Поэтому все обвинения в адрес «оппозиционеров» представляли собой политические ярлыки и мелочные придирки. Суть дела фактически была утоплена в надуманных претензиях и нападках. Особой грубостью и «задором», отметим это особенно, отличался якобы «умеренный» Киров. Обвинив Томского в нежелании защищать «генеральную линию», Киров восклицал: «Твое положение совершенно особое в этом отношении. Если каждый член партии должен сейчас любого оппозиционера бить в морду, то ты должен это делать в два раза сильнее и в два раза крепче, если ты действительно порвал со своим прошлым»[385].