Хозяин тайги

– Здорово, здорово!.. – Коркин медленно, как бы нехотя, подошел к нему, протянул свою короткую, как обрубленную, но увесистую ладонь и спросил, глядя исподлобья, не то с обидой, не то с укором: – Что ж ты наших птицеловов притесняешь?

– А ты об этом спроси председателя райисполкома или прокурора. – Коньков только руками развел – я, мол, тут ни при чем.

– Спрашивал, – сухо ответил Коркин и нахмурился.

– Ну вот… Они распорядители, а я – простой исполнитель, обыкновенный гражданин участковый.

– Ну, чего мы тут стали? Давай к столу! – Коркин пошел первым, поскрипывая хромовыми сапогами.

Он сел за стол в вертящееся кресло, отчего плечи его поднялись еще выше и лысеющая круглая, как глобус, голова оперлась прямо на плечи.

Коньков сел на стул сбоку, и Коркин, точно каменный идол, повернул к нему все тело сразу. Его широкое красное лицо с белыми бровями было все еще сердитым.

– Между прочим, обыкновенный участковый занимается своими делами, – сказал Коркин назидательно и даже палец поднял.

– А это все и есть мои дела. По обязанности.

– По какой это обязанности?

– По гражданской.

– И ко мне пришел по этой обязанности?

– Точно!

– Ну, говори!

– Птицеловов задержите до решения райисполкома. То есть не самих птицеловов, а грузовик с птицами.

– А если они не послушаются?

– Грузовик будет задержан, а птиц выпустим на волю.

– Но они же из края, из охотоуправления! – зашевелил бровями Коркин.

– Ну и что? В нашем районе есть Советская власть. Вот и пускай получат у нее разрешение на отлов певчих птиц. Мы находимся рядом с заповедником, а птицы, как известно, живут не на привязи.

– Да я, собственно, ни на чем таком не настаиваю. Пусть оформляют все как надо.

– И слава богу! – улыбнулся Коньков. – Есть и повыше нас люди. Пускай они разбираются.

– Ну и жох ты, лейтенант. – Коркин тоже улыбнулся, но как-то кисло. – Ты ведь, чай, не за этим пришел? Это можно было бы и по телефону сказать, из милиции.

– Да и ты не простачок, Василий Федорович. Отгадал. Хорошо иметь дело с умными людьми!

– Чем могу быть полезен?

– Откровенностью, как говорится.

– Перед тобой – как перед господом. Исповедуй!

– Помоги нам разобраться. Кто из ваших потребсоюзовцев держит связь с Бурунгой на Верее?

– Какую связь?

– Ну, заготовители… Кто там еще обитает?

– А-а! Кузякин и Рыбаков. Они у меня клепку там заготовляют и кору бархатного дерева.

– А изюбрятину они там, случаем, не заготовляют?

– Изюбрятину? – Коркин пожевал губами, помедлил. – Вообще-то было время… Когда шел отстрел изюбрей, брали, кажется, в артели у Дункая. Ну, дней десять – пятнадцать тому назад.

– А три дня тому назад они ничего не привозили?

Коркин пожал плечами, подумал, наконец произнес:

– Не знаю.

– Они знакомы были с Калгановым?

– Да кто с ним не был знаком? – оживился Коркин. – Конечно, о покойниках не принято плохо говорить. Но, откровенно сказать – он был живодер. Просто житья никому не давал.

– Как не давал?

– Да так. И охотников огульно всех обвинял. И лесников. Поклепы писал на целые учреждения. Сплошное очернительство. Работать мешал.

– И вам тоже?

– Было и с нами. Он у нас весной всю кору бархатного дерева арестовал. Как раз там, в Бурунге.

– За что же?

– Да пустяки. Придрался, будто мы нарушаем возрастной ценз. Нашел, может быть, одно-два деревца, с которых сняли кору до срока. И поднял шум.

– Что значит – до срока?

– Пробковую кору заготовляем. Значит, диаметр установлен для взрослого дерева, толщина то есть. Вот он и придрался – что, мол, тонкомер обдираем. Дак у нас же лесничество следит за этим. И лесник там контролирует, Зуев.

– Зуев Иван?

– Он самый. Ну вот… Вызывали нас на исполком из-за этого поклепа. И Зуев, и сам лесничий показали в нашу пользу, сказали, что отдельные случаи, издержки производства. Ну, Калганов и остался с носом. А сколько мы времени потеряли на эту волокиту? План сорвали… По его милости.

– Значит, никаких нарушений технологии не было? Одни издержки… Так – чепуха? – усмехнулся Коньков.

– Не в том дело, – сказал Коркин, нахмурившись. – У меня что тут, частная лавочка? Я себе в карман прибыль-то деру, а? Для кого мы пробку заготовляем? Для государства! Мы ее вон куда, аж в Москву да на Кавказ отправляем. Ее ждут, просят, требуют! Это ж понимать надо.

– Значит, валяй, дери кто во что горазд? Поскольку для государства, оно, мол, все и спишет.

– Ну, зачем же так упрощать, Леонид Семенович? Тут дело тонкое: все мы по своей специальности работаем, каждый на своем участке. Тут лезть в чужие рамки – только делу общему вредить. Ведь и мы понимаем, что к чему, не для себя стараемся. План-то надо выполнять.

– А что, если при этом природе вредите, земле?

– Дак ведь есть же люди, которые приставлены специально следить. У них инструкции… на случай, если нельзя иначе. А он – просто ученый, и больше ничего. Посторонний человек, можно сказать. Так по какому праву он совался?

– А по праву совести!