Хозяин травы

Синее небо, очень синее небо. Ах нет, фиолетовые губы. Вполне в духе картин Сергея Ивановича. «Да, молодой человек, красота — категория не утилитарная». Не утилитарная... Еще как утилитарная. Красота — это крючок, на который его поймали. Но в заповеднике рыбная ловля воспрещена. И если они этого не понимают, то он сейчас ее поцелует и покончит с ними обоими. Он вскинул руки к небу, обнял маленькую женщину и притянул ее к себе. И тогда из зеркальных глубин его существа всплыло отражение этой женщины и его губами стало страстно целовать саму себя. И поскольку губы его перестали принадлежать ему, то он не смог выговорить того, что почувствовал: «Холодно. Очень холодно».

ДАВАЙ КОПАТЬ ЯМКУ (Рассказ)

...И они с Варей идут по какому-то белому одноэтажному городу, густо заросшему зелеными деревьями. И она спрашивает Варю: «А это столица?» — «Столица», — отвечает Варя. «А столица чего?» — «Нам направо», — отвечает Варя. И тут начинает вечереть, и все становится голубым. Кроме белых домиков. «Адрес напутали», — говорит Варя и больно толкает ее. И она видит, что сидит в центре какой-то конструкции из металлических досок. И конструкция эта одновременно и качели и карусель. И она смеется и кокетливо говорит тому, кто сидит на другом конце одной из железных досок: «А вы не боитесь так сильно раскачиваться?» И тут ей становится страшно. И она начинает громко петь, чтобы перебить страх. Но доска, на которой она сидит, слишком узкая. Настолько узкая, что она вдруг вспоминает, что беременна. И тогда она начинает бояться родов. Потому что свекровь говорила, что роды — это очень больно. И она зажмуривает от страха глаза, потом открывает их и начинает подниматься по лестнице на четвертый этаж. Но на площадке третьего этажа стоит муж и говорит, что ударит ее. И он почему-то трезвый. Она хватает ребенка на руки и бежит вниз. Но пеленки, в которые завернут ребенок, все время разматываются и путаются у нее в ногах. И она боится, что если муж догонит ее и ударит, то она упадет прямо на ребенка. Но тут свекровь говорит ей, что она зря боялась родов, потому что теперь-то ей должно быть ясно, что все обошлось благополучно и вот какой здоровенький у них мальчик.

...Она стоит на дачной платформе и ждет поезда. А поезд почему-то опаздывает. И тогда отец берет ее за руку и говорит, что он купит ей мороженое только в том случае, если она снова выйдет замуж за своего мужа, потому что мороженое едят только хорошие девочки, которые слушаются своих родителей. Более того, говорит отец и начинает медленно раскачивать перед ее лицом указательный палец, если она снова выйдет замуж за своего мужа, то они с мамой прямо в следующее воскресенье сводят ее в зоопарк. Посмотреть на пингвинов. И бублики ей там купят. С маком. Но она плачет и говорит, что больше не хочет замуж. А хочет на ручки. Потому что очень-очень устала. А если он не возьмет ее на ручки, то она ляжет на скамейку и умрет. Но отец говорит, что если она сейчас же не перестанет хныкать, то он позвонит от дежурного по станции Бармалею и пусть тот забирает ее, потому что им такие непослушные девочки не нужны.

...Она в прихожей своей бирюлевской квартиры моет шваброй холодильник. Но конец швабры с горячей тряпкой с трудом протискивается в радиатор, потому что внутри его слишком толстый слой льда. И она упирается грудью в конец палки и давит на него. Лед начинает громко хрустеть, плавится от напора горячей тряпки — и швабра медленно входит в радиатор. И тогда она вдруг чувствует острое возбуждение — и в дверь тотчас же начинает звонить любовник. Но она боится, что любовник увидит ее в старом халате, и притворяется, что ее здесь нет. Но тут возбуждение ее становится настолько нестерпимым, что любовник догадывается о том, что она дома, и продолжает давить на звонок. Тогда она мокрыми пальцами быстро расстегивает халат и правой рукой тянет за левый рукав. Но халат прилипает к ее вспотевшему телу и никак не отдирается. Любовник перестает давить на звонок с силой и начинает нажимать на него мягко и прерывисто. Она пробует соскрести с себя халат ногтями. Но липкая ткань отскребается плохо, и ей удается лишь процарапать в халате несколько больших дыр. Тогда она садится на пол, рядом с холодильником, из которого валит горячий пар, и плачет, с наслаждением размазывая по лицу слезы.

...И она в их старой квартире на Красноармейской. И Варя в желтом байковом халате сидит перед трюмо и расчесывает свои длинные густые черные волосы. «Варя, а ты уже молодая стала?» — спрашивает она. «Молодая», — отвечает Варя и улыбается ей из зеркала красивыми зубами. «А я что, так и не выросла?» — спрашивает она. «А зачем тебе вырастать? — отвечает Варя и снова ярко сверкает ей из зеркала зубами. — Это совсем не нужно». — «А что, что нужно?» — «Ты сама знаешь, что нужно», — отвечает Варя, и голос ее становится ледяным. «Честное слово, не знаю, скажи, ты ведь старшая». Но Варя уже молчит и большим костяным гребнем чешет, чешет, чешет свои длинные седые волосы.