Эпилог
Вертолет МЧС прилетел за нами спустя полчаса после боя на дороге. Нам пришлось самим оказать первую помощь раненым бандитам, или кем они там являлись, иначе они бы истекли кровью, и тогда нам с Дюхой было бы точно несдобровать. Амбалам картечь посекла только мышцы на ногах, кости уцелели. Так что обычных жгутов оказалось достаточно. Их оружие Андрюха собрал и спрятал себе в рюкзак. А вот с седым поджарым мужчиной, вероятно, их командиром, которому я всадил заряд в правый бок, пришлось повозиться. Ранение получилось серьезным, но иначе я не смог поступить, потому что, промедли я еще пару секунд – и он бы накрыл из «Кедра» Степана и Дюху. Единственное, в чем я убедился, осмотрев его, да и то с определенной долей скептицизма, это что легкие и печень его не пострадали. Картечь застряла в ребрах и плече. Вот за его сохранность я бы не поручился. Скорее всего, мужик останется инвалидом. Ну, извини, ты первый начал!..
Спасатели, конечно, присвистнули, увидав побоище, сообщили по рации в милицию. А я, пока летели, и как только появилась надежная связь, подстраховался – позвонил Ракитину и коротко, без комментариев передал суть дела. Так что в аэропорту нас не стали сажать в автозак, а повезли на обычной служебной «газели». Ракитин, встречавший нас, молчал всю дорогу и, лишь когда мы очутились в его кабинете, выдал:
– Какого черта, Димыч, вы там устроили казаков-разбойников?! Что за стрельба, блин?!
– Скорее уж маленький Дикий Запад… А что прикажешь было делать? Поднять лапки кверху? Эти ребята с «Кедрами» – не почетный эскорт. Они туда прибыли по наши души!
– Разберемся. Кто куда и зачем ездил, – лязгнул Олег и положил передо мной и Андрюхой чистые листы. – Пишите всё как есть…
Ну, мы, конечно, написали. Потом Ракитин взял с нас подписку о невыезде и приказал убираться ко всем чертям. Мы быстренько ретировались, и уже на улице я предложил:
– Айда ко мне. Помоемся, поедим как люди?
Дюха с радостью согласился. А уж как обрадовалась нам Маша, не передать. Она обнимала и тискала нас, словно мы вернулись с полярной зимовки. Бедная, даже прослезилась, разглядывая наши грязные, ободранные физиономии.
– Ну, и ради чего вам понадобилось лезть в такую глушь? – наконец спросила она, когда мы втроем, чистые и посвежевшие, сидели за кухонным столом, уставленным снедью.
Мы переглянулись, и я вышел в прихожую. Вернулся и положил на стол ларец – сэн лыпийн, как называл его Степан. Парнишку, кстати, в город не повезли, оставили в Бакчаре по настоянию его деда. Уж не знаю, кем был на самом деле Илья Сергеевич, но сомневаюсь, чтобы в подобном случае органы правопорядка стали прислушиваться к мнению какого-то лесника! Тем не менее, получив по рации распоряжение начальника Бакчарского отряда МЧС, пилот изменил курс и сделал промежуточную посадку на площадке их базы, высадив ничего не понимающего Степана.
Маша с минуту рассматривала ларец, потом осторожно провела пальцами по одной из стенок.
– По-моему, это очень старая вещь, – сказала она. – Хантыйская…
– Почему так думаешь? – спросил я.
– Видишь, здесь резьба… Это сакральные хантыйские знаки. Их обычно наносят на священные деревья или изображения духов хантыйские шаманы.
– А для чего они служат?
– Ну, по-разному… Иногда для призвания каких-то сущностей, а иногда наоборот – для ограждения от них людей.
– Слушайте, дети мои, – громко вмешался Дюха, – давайте разберемся с этим позже, я жрать хочу!
– Хорошо, – сказал я, чувствуя не меньший голод, – давай завтра отнесем ларец в музей, позовем кого-нибудь из научных сотрудников, из тех, что в теме, и вскроем находку? Маша, сможешь найти подходящего спеца?
– Конечно. У нас работает замечательный специалист по культуре коренных народов Сибири, Иван Иванович Иванов, кандидат исторических наук.
– Его что, действительно так зовут?!
– Да… Он хант, у них часто такие имена и фамилии встречаются, – Маша посмотрела на меня удивленно.
Андрюха хохотнул и принялся накладывать себе в тарелку всё подряд.
– Почти как в анекдоте про шпиона получилось, – пояснил я и тоже занялся едой.
*