Читаем Хозяин урмана полностью

Как ни странно, но возражать никто и не подумал. Быстро попрятали следы своего пребывания и приготовились идти дальше. Голован прошелся перед ними, как командир перед отрядом.

— Значит так, идем гуськом. Я — впереди, за мной — Умник, Тихоня. Бизон замыкающий. И смотри в оба, жирдяй, на все триста шестьдесят градусов!

— Я тебе не сова, — буркнул тот.

— Захочешь жить, станешь хоть филином, хоть землеройкой! Вперед!..

Они поднялись на гриву и потопали по ней вслед за заходящим солнцем.

На скит наткнулись уже в сумерках. Разводить костер Голован не позволил, так что пришлось ужинать всухомятку. Вымотались все изрядно, потому никто возникать не стал, забрались в крайний сруб, выглядевший поприличнее остальных, и попадали кто где. Через минуту окрестности огласил здоровый мужицкий храп.


* * *

Утро встретило уголовников перекличкой лесных птах, мушиным звоном и запахом прелой хвои. Тихоня, зевая и почесываясь, побрел к ближайшим кустам и вдруг радостно завопил:

— Братва, рябина! Тут ее полно!..

— Ну, и чего орешь? — ворчливо отозвался Бизон. — Что нам с рябины?

— Да ты что?! Это же первое средство от кучи болячек!

— А у меня их нет.

— Появятся. Месяц в лесу просидишь — непременно какая-нибудь хрень прицепится.

— Эй вы, ботаники! — рыкнул на них Голован. — А ну, живо собирайте валежник, нужно жрачки горячей похлебать.

— А сам-то что, в законе? — набычился Тихоня.

— Здесь один закон — тайга, — спокойно пояснил Голован. — И перед ним все равны. Если не варить хлёбала, скоро загнемся. Умник, присмотри за ними. А я пойду кой-чего полезного поищу…

Через час он принес полную кепку моховиков и большой пучок остро пахнущей травы. Дружки за это время разожгли небольшой костер, соорудили над ним рогатину и подвесили на нее котелок. Ручей обнаружил Тихоня, пока собирал хворост.

Голован покрошил в котелок грибы, кинул туда же порубленную ножом траву и, когда варево закипело, вывалил в него пару банок тушенки. Тихоня завороженно наблюдал за его действиями, временами шумно сглатывая слюну. Бизон по другую сторону костра тоже плотоядно облизывался и в который раз протирал подолом рубахи ложку. Умник насмешливо посматривал на всех, и потому никто не заметил, откуда именно на поляне появился гость.

Им оказался здоровенный, больше двух метров ростом, мужик, заросший до глаз густой, в колтунах, бородой. Одет он был в штаны и безрукавку из шкур волка и медведя. На поясе у него болтался в кожаных ножнах большой нож, а в руке гость держал внушительного вида рогатину. Причем, как заметил наблюдательный Умник, рогатина не имела наконечника, а была просто обожжена на концах, как делали в старину. И вообще, от пришельца буквально веяло некой седой стариной.

При виде этакого страшилища Бизон громко икнул и спрятал ложку в карман, Тихоня подавился слюной и закашлялся, а Голован весь подобрался и смотрел на незваного гостя исподлобья. Один Умник внешне не проявил никаких чувств, хотя в груди у него сердце предательски ухнуло и дало сбой. Показалось, что взгляд мужика буквально проник ему под череп и прочитал все потаенные мысли. Чтобы стряхнуть наваждение, Умник прикрыл глаза, скрестил пальцы как в детстве, когда собирался соврать родителям, и даже сплюнул трижды через левое плечо. Снова открыл глаза.

Гость не исчез в клубах дыма, не испарился. Вместо этого он без спросу подсел к костру, вытащил из-за пазухи деревянную ложку, больше похожую на половник, и зачерпнул варево из котелка. Подул, попробовал, причмокнул, кивнул и сказал гулким басом, сильно напоминающим рычание:

— Хорошая еда.

Тихоня очнулся, словно от транса, и напористо заявил:

— Тут не богадельня, дядя. Бесплатно не подают!

— А ну, обзовись, как положено! — поддержал приятеля Бизон, медленно наливаясь кровью и приподнимаясь с пенька.

— Кто я — вот он знает, — рокотом продолжил гость, ткнув ложкой в застывшего столбом Голована. — А в оплату могу каждому сказать, когда и как он умрет.

— А ты шаман, что ли, дядя? — прищурился осмелевший Умник.

— Можно и так сказать. Ну что, по рукам?

— Лады, лопай, дядя, а после поворожишь нам.

— Так одно другому-то не мешает, — недобро оскалился гость сквозь бороду, и сидевшему прямо напротив Тихоне на миг померещилось, что у мужика во рту самые настоящие клыки. — Пожалуй, начнем с тебя, милок, — кивнул гость в сторону Умника. — Потонешь ты аккурат в тот же день, как уйдешь из энтого места. А твой толстый друг заблудится в урмане, попадет в болото и гнус его живьем заест. Ну а ты, худосочный, — он ткнул пальцем с длинным ногтем, похожим на коготь в Тихоню, — в одну ночь полезешь на кедр переночевать, а поутру сорвешься с него и хребет себе сломаешь. Но умрешь не сразу, денька через два…

— К-как?! — с трудом выдавил обалдевший «медвежатник».

— Да очень просто: волки тобой отобедают! — Мужик снова показал в улыбке зубы, и Тихоня убедился, что клыки ему не померещились. От этого открытия его бросило сначала в жар, потом в холод, и забил такой озноб, что собственные зубы начали дробить друг друга.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза