Читаем Хозяин урмана полностью

И неизвестно, чем бы всё кончилось, но когда до медведя оставалось шагов тридцать, неожиданно откуда-то сбоку выскочил Степан, держа над головой скрещенные руки с зажатыми в них ветками можжевельника. Парень встал на пути зверя и что-то крикнул. Медведь остановился, закрутил башкой и глухо заревел. Степан сделал шаг вперед, наступая, концы можжевеловых ветвей вдруг вспыхнули бледным дымным пламенем. Он снова прокричал какую-то фразу. Медведь попятился, рев сменился то ли хрюканьем, то ли всхлипами. Зверь пал на четыре лапы, последний раз рявкнул обиженно и, сильно косолапя, потрусил в сторону недалекой опушки.

Степан некоторое время стоял в той же позе, ветки над его головой подозрительно быстро затухли, но пахучий дым висел в безветрии над гривой еще долго. Наконец парень бросил горелки и повернулся к нам. Я поразился его бледному, почти восковому лицу и невероятно глубоко запавшим глазам, словно он не спал минимум неделю.

— Все в порядке, — сипло произнес Степан, опускаясь на ягелевую «подушку», — мойпар ушел…

— Кто ушел?!

— Хозяин здешнего урмана…

— Ты хочешь сказать, что это был не медведь?! — У Андрея буквально глаза вылезли на лоб. Он в растерянности принялся хлопать себя по карманам, потом повернулся ко мне: — Дай закурить!

— Ты же не куришь? — удивился я.

— Закуришь тут… Как он его назвал?

— Мойпар, — повторил Сотников. — По-хантыйски означает «хозяин». Так почему ты, Степа, решил, что это не медведь?

— А где ты видел в Сибири таких огромных косолапиков? — вступился я за парня. — И вообще, надо бы Степану спасибо сказать. Хозяин, не хозяин… а три здоровых мужика обделались, и только мальчишка не растерялся!

— Ладно, замнем для ясности, — хмуро отрезал Дюха. — Куда дальше двигаем, следопыт?


* * *

До скита добрались только к вечеру. Вроде бы и расстояние прошли небольшое, но как-то все кругами да обходами. Степан после встречи с мойпаром этим повел себя еще страннее. Он постоянно отвлекался теперь уже на поиски одному ему известных то ли примет, то ли следов, шептал неразборчиво, делал сложные зарубки на стволах деревьев, похожие на древние руны. Может быть, это и были руны. По крайней мере, две-три из них я опознал — читал когда-то о великом переселении ариев и о находках на Южном Урале.

Если бы не Степан, мы бы точно скит не нашли — прошли бы мимо и не заметили. Постройки буквально слились с окружающим лесом, обросли мхом, осели. Их вполне можно было бы принять за причуды рельефа. Однако когда мы вошли во внутреннее пространство, прежде бывшее двором, стало понятно, что это все-таки поселение.

Степан тут же принялся сооружать нечто, похожее на обережный круг, вокруг всего скита. Я было сунулся ему помочь, но парень так глянул, что меня оторопь взяла — показалось, что посмотрел в глаза бездны.

— Ты чего, Степа?!

— Мойпар вернется. Нужно спрятаться от него, — ответил он чужим голосом.

Я счел за благо заняться чем-нибудь более насущным и пошел помогать Михаилу ставить палатку. Дюха снова взял ружье и отправился в обход окрестностей скита.

— Не отходите далеко, дядя Андрей, — посоветовал Степан. — А лучше вообще никуда не ходите.

— Не боись, брат! — хлопнул его Дюха по плечу. — Я в таких дебрях гулял, что эти городским парком против них выглядят.

Парень посмотрел на него с уважением, а я выразительно кашлянул, но Куваев и ухом не повел. Демонстративно проверил заряд ружья, взял оружие наперевес и почти бесшумно канул в сгущающиеся сумерки. «А ведь действительно умеет кое-что! — невольно отметил я про себя. — Ни одна ветка не шелохнулась, ни сучок не треснул. Молодец, Андрюха!..»

Вернулся он через полчаса, когда уже и палатка стояла, и обережный круг из каких-то растений, камешков и даже чьих-то мелких косточек был выложен, и Михаил успел подвесить над костерком наш бывалый котелок. Мы дружно уставились на Дюху, потому что больно уж вид у него был загадочный. Переломленное в казеннике ружье он нес под мышкой, засунув руки глубоко в карманы штормовки.

— Ну, много нового узнал? — поинтересовался я.

— Ребятки, а ведь мы тут не одни! — громким шепотом объявил Андрей, присаживаясь к огню. Он привел ружье в рабочее состояние, положил рядом с собой в траву и внимательно оглядел нас по очереди.

— Неужели опять Хозяин урмана появился? — приподнял бровь Сотников, помешивая варево в котелке.

— Нет. Это, безусловно, люди. Скорее всего, двое…

— Ты их выследил?!

— Я видел их следы, так будет правильнее сказать. Где они сейчас, точно показать не могу, но, возможно, в той стороне, — кивнул Дюха на север. — Они обошли скит, как только убедились, что мы собираемся тут ночевать.

— И кто же они, по-твоему? — прищурился я.

— Да те же самые, что за нами по трассе телепались!

— Скорее всего, именно так, — поддержал его Михаил. — Это, вероятно, люди господина Берова, и нужно им то же, что и нам.

— А что нам нужно? — живо спросил Дюха.

— Лично я сюда пришел, потому что считаю, что мой друг, отец Александр, отправился в этот скит. Зачем — не знаю. Но скит, можно сказать, родовое гнездо его предков. Они и построили его почти триста лет назад.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза