Читаем Хозяин урмана полностью

Конечно, врать нехорошо, но в данном случае грех был невелик. Собственно, писать мне еще было пока не о чем, а сидеть в душном помещении, когда на улице такая изумительная погода — кощунство! К тому же у меня появилась интересная мысль действительно проверить ближайший травмпункт: не обращался ли кто вчера поздно вечером туда за помощью по поводу сотрясения мозга или перелома ребер? То, что двое из троих моих вчерашних визави серьезно пострадали, я не сомневался.

Травмпункт располагался через два дома от моего. Юная медсестричка — явно практикантка — долго не могла взять в толк, что мне нужно.

— Девушка, посмотрите по журналу, были ли вчера ночью или под утро обращения с травмой головы или ребер?

— Пострадали ваши родственники?

— Какая разница?! Знакомые!.. Ищу их с утра. Дома не появлялись, на работе — тоже…

— Минуточку… Как их фамилии?

— Да откуда я… Не помню я их фамилий! Собутыльники они — Василий Иваныч, Петруха, Анка-пулеметчица…

— Пулеметчица?!

— В журнал, девушка! Посмотрите в журнал! Неужели так трудно?

Наконец она раскрыла толстенный гроссбух и еще долгую минуту возила лакированным коготком по кривым разноцветным строчкам.

— Да, было два обращения, — гордо заключило это юное создание, окончив поиски. — Шнурков Сергей Петрович, двадцать восемь лет, сотрясение мозга первой-второй степени в результате сильного ушиба лобной части головы о твердый предмет…

Я невольно с уважением покосился на свой кулак.

— …Сычев Геннадий Степанович, двадцать три года, перелом двух левых задних ребер в результате сильного удара твердым предметом, предположительно палки или обрезка трубы…

А это всего лишь мой локоть! Силен ты, Дмитрий Алексеевич! Но «шаман» тебя все же уделал…

— А вы не могли бы выписать их адреса? Я схожу, хоть проведаю болезных…

— Минуточку… Пожалуйста. — Девчушка протянула мне белый квадратик и вдруг добавила совершенно по-взрослому: — И чего вам, мужикам, неймется? Не можете мирно посидеть?..

— Больше не будем, — пробормотал я и поспешно ретировался за дверь.

Надежда была слабая, но я все же прогулялся по указанным адресам. Конечно, никого не нашел, но по второму адресу словоохотливая соседка сообщила, что «этот нехристь все одно появится через день-два».

— Почему вы так уверены? — поинтересовался я.

— Так у него там попугай и черепаха. Кормить-то надо.

— Ну, если он «нехристь», может, и животные ему по барабану?

— Не-ет, Генка — парень дюже сантиментальный. От человека ему угробить — раз плюнуть, а животину — нет.

— М-да, чудны дела твои, Господи!.. Ладно, завтра зайду.

— Может, передать что? — участливо осведомилась тетка.

— Не надо, — отмахнулся я. — А то еще разволнуется…

«Какой-никакой, а улов! Надо будет ракитинских ребят на этого „сантиментального“ бандита напустить», — решил я и отправился гулять по любимому с детства городу. До назначенного рандеву с профессором оставалось еще два часа.

Крюгер явился к музею ровно четыре часа пополудни — как и обещал. Свой имидж «бюргера» он, однако, сменил. Теперь он облачился в светлую летнюю пару, строгую белую рубашку с кремовым воротником-бабочкой и соломенную шляпу. Довершала экстерьер тонкая светлая трость с костяным набалдашником в виде какого-то идола.

Мы встретились на крыльце музея, были подвергнуты тщательной проверке со стороны почти трезвого Шишкина и сопровождены им до директорского кабинета.

— Герр Крюгер, как мне представить вас? — поинтересовался я, взявшись за ручку двери.

— Очень просто, — он молодцевато выпрямился: — профессор истории Дрезденского университета и действительный член Европейской академии наук Ульрих Крюгер.

— Хм, в самом деле, куда уж проще! — не удержался я. Но профессор, кажется, иронии не понял.

— Я чужд болезни тщеславия, — с гордостью заявил он в ответ.

Мария Сергеевна при нашем появлении расцвела милой улыбкой, процедура представления прошла без запинки, мы расположились в уголке отдыха, под неизменной пальмой (по-моему, этот офисный стандарт — пальма, кресла, столик для кофе — специально тиражируют некие фирмы) и смиренно дождались, пока хозяйка приготовит по чашечке кофе на автомате знаменитой фирмы Braun. На столике как-то незаметно возникла вазочка с печеньем и чашка с медом.

Профессор, откушав медку и пригубив кофе, слегка сомлел, и я понял, что сейчас он мне все расскажет.

— Герр Крюгер, — мягко начал я, — я завлек вас сюда не только, чтобы познакомить с красивейшей и умнейшей из женщин нашего города, но и с тайной надеждой получить от вас помощь в одном очень непростом деле.

Мария Сергеевна очень мило зарделась на мой комплимент и пробормотала:

— Вы преувеличиваете…

— Ничуть, фрау Мария! — вскинулся профессор. — Я с радостью помогу вам в вашем деле, если это в моих силах.

— Разрешите, я изложу суть проблемы? — обратился я к Черных.

— Конечно, конечно, Дмитрий Алексеевич!..

— Итак, герр Крюгер, позавчера наш родной музей был ограблен!

— Какой ужас!..

— Согласен. Тем более что украдены были очень ценные экспонаты выставки «История Сибирского края до эпохи присоединения…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Вечер и утро
Вечер и утро

997 год от Рождества Христова.Темные века на континенте подходят к концу, однако в Британии на кону стоит само существование английской нации… С Запада нападают воинственные кельты Уэльса. Север снова и снова заливают кровью набеги беспощадных скандинавских викингов. Прав тот, кто силен. Меч и копье стали единственным законом. Каждый выживает как умеет.Таковы времена, в которые довелось жить героям — ищущему свое место под солнцем молодому кораблестроителю-саксу, чья семья была изгнана из дома викингами, знатной норманнской красавице, вместе с мужем готовящейся вступить в смертельно опасную схватку за богатство и власть, и образованному монаху, одержимому идеей превратить свою скромную обитель в один из главных очагов знаний и культуры в Европе.Это их история — масшатабная и захватывающая, жестокая и завораживающая.

Кен Фоллетт

Историческая проза / Прочее / Современная зарубежная литература
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза