Он хотел прыгнуть в сторону, но его задело взрывной волной и перевернуло в воздухе. Этот гад успел прикрыться руками…
Честно говоря, я как раз и рассчитывал, что его тело, изменённое мерзким артефактом, сможет пережить выстрелы.
— Т-т-ты… — закряхтел он, поднимаясь на ноги. — Что ж ты никак не сдохнешь?!! — в его голосе отчётливо слышался ужас.
— Я ведь говорил, я никогда не отстану от тебя, — я развёл руки в стороны и громко расхохотался.
— УБЕЙТЕ ЕГО!!! — заорал Бари, и со всех сторон загремели выстрелы.
Мои портативные щиты приняли удар на себя. Я взял с собой их улучшенные версии. Те, что могут передвигаться в пространстве.
Так что, поведя небольшой коробочкой с миниатюрным сердечником, я щитом сдвинул в сторону человек десять моряков и смел их за борт.
А затем уверенно пошёл к Бари.
— Да что ж вы стоите! Убейте его! Убейте!!! — орал он, но видя всю тщетность своих приказов, бросился к снастям. — Нет! Не подходи! Не подходи! — верещал он.
Страх и ужас гнали его вверх по вантам. Видимо, оживший мертвец здорово пошатнул психику моего предателя-убийцы. Ну а мерзкий артефакт дошатал то, что ещё было не расшатано.
Вдали громыхнуло, и Лудестия покачнулась. Кто-то из команды Бари закричал:
— Щит! Они сбили щит!
Я аж замер от его слов. Кто-то одним залпом сбил щит Лудестии. Кто же это…
А, Франки-Штейн. Что ж, не так обидно за Лудестию.
И похоже, моя попытка самостоятельно развеять щит всё же повлияла на его крепость.
— Они готовят новый залп! Это шоковые!
И вновь громыхнуло. Часть матросов Бари просто смело волной шоковых орудий Франки-Штейна.
Меня прикрыли мои щиты. Вот только после такого потрясения они ушли на перезарядку, оставив меня беззащитным перед выстрелами вражеских матросов.
Но им уже не было до меня дела! Кто-то проорал:
— Оставьте солнцеголового капитану! Готовьтесь к абордажу!
Матросы наблюдали, как с огромной скоростью на них несётся Франки-Штейн. Марси решила выжать всё из водяной пушки, чтобы ускориться, насколько это возможно, и прийти на помощь своему капитану.
К тому же, когда Франки-Штейн стартовал, он водяной пушкой разбил щит ближайшего корабля, который тут же добил малый линкор капитана Буше.
Всё это я отмечал краем сознания, быстро поднимаясь по вантам.
В меня выстрелили откуда-то сверху. Но последнюю заначку — слабенький щит из кольца — там на палубе я не использовал, поэтому сейчас он смог заблокировать выстрел Бари.
Корабль тряхнуло. Франки-Штейн ударился бортом о Лудестию.
— За капитана!
— Вали их!
— Поможем капитану Лагранджу!
— Вернём Лудестию достойному!
Про «достойного» кричал Ральфи. Вместе со своей спасённой командой, он был на борту Франки-Штейна и, разумеется, присоединился к абордажу.
Но бой на палубе Лудестии проходил будто бы далёко-далёко от меня. В тысячи морских милях. Или же где-то в первом море…
Потому как я по снастям добрался аж до грота-бром-бам-реи. Я стоял на самой верхней рее Лудестии и смотрел на Бари.
— Ты в самом деле от меня не отстанешь? — процедил он.
— Нет, — ответил я голосом Леона Джонсона.
— Решил сразиться со мной в своём истинном виде? — скривился Бари.
Я молча кивнул. Солнце светило на нас так, что взгляни кто снизу, он начнёт щуриться и даже не сможет рассмотреть лиц. А с других кораблей толком ничего и не разглядеть — ракурс не тот.
— Что ж… — осклабился он. — Я буду рад снова убить тебя! Ты даже не представляешь, как я всё это время жалел, что не пронзил твою тушу саблей!
Я тяжело вздохнул и покачал головой:
— Я даже не представляю, за что ты меня так ненавидишь.
— Вот! — закричал он. — Ты всегда был таким! Всегда себе на уме, не понимая, что мир куда хуже, чем ты считаешь! Что глупо тратить жизнь на заботу о всяких бестолковых алти, или нищебродов из других морей. Ты…
— Бари, — холодно прервал его я. — Мне в самом деле сложно понять, что за ерунду ты несёшь. Полагаю, это то, что другие называют алчностью и завистью. Я не разглядел в тебе эти качества… признаю. Я верил в тебя больше, чем в кого-либо. Видел в тебе… брата по духу. Самого близкого брата. И даже подумать не мог, что ты готов меня подло отравить. Что для тебя золото важнее чести и жизни других людей. Заметь, не преступников и пиратов…
— Да-да-да! Ты нюня и размазня, и…
— Бари! — вновь перебил его я. — Сука, ты недослушал.
— Ну? Удиви?
— За то, что ты, гнилая душонка, отравил меня, я прощаю тебя.
Он опешил, широко распахнув рот.
Я же скривился, чувствуя, как сдерживаемые эмоции рвутся наружу, но в этом теле — теле Леона Джонсона, не могут породить структурные вибрации.
— Но за то, что ты, мерзавец, натравил мою Лудестию на моих друзей, я не прощу тебя никогда, — прорычал я, срываясь с места.
Он едва успел заблокировать мой удар. И я тут же продолжил на него напирать.
В этом теле я слабее.
Но!
В этом теле меньше беспокоят травмы, полученные в моём основном облике. А ещё в этом теле я могу сражаться немного иначе. Мои движения не так мощны, как в теле сильного солнечного алти, но они чётче.
Опыт прошлых лет и память позволяют мне раскрыть свою технику в полной мере.
Капитан Джонсон слабее капитана Лагранджа.
Но капитан Джонсон техничнее.